Дожить до 120 | страница 38
***
Сегодня я приехал в ПОИБИН ради четвергового семинара. Сотрудники института, как я говорил, все люди блестящие и по большей части молодые. Вот на этих «четвергах» с шутками и прибаутками обсуждались разные завиральные идеи, так или иначе связанные с главной темой института – извлечением божественной информации. Сегодня семинар был посвящен вопросу о долголетии праведников, живших согласно тексту библии по нескольку сот лет. Тема необыкновенно интересная, ибо по сути она противоречила гипотезе Хаскина о 120 годах на двоих.
Но на семинар я так и не попал. По уважительной причине. Я привычно заглянул в кабинет «шефа». Хаскин был в пиджаке, что меня весьма удивило. Он просматривал какие-то записи, время от времени поглядывая то на часы, то в зеркало, висевшее на стене напротив его стола, и проводил рукой по топорщившимся волосам, слегка тронутым сединой, из-за чего они немного напоминали покрытую изморозью морковь на овощном складе.
– Здравствуйте, Костя, – кивнул он мне. – С чего это вы тут?
– Умных людей на семинаре послушать. А вы на нем будете?
– Вряд ли успею, – ответил Хаскин. – Небось удивились, что я в пиджаке? Это я к интервью готовлюсь. Интервьюерша с минуты на минуту должна прийти. Я ей уже раньше интервью давал. Можно сказать, она мой эксклюзивный инсайдер. А сама опаздывает…
– Я тогда пойду. Не буду вам мешать… – начал было я, вставая, но не успел еще закончить фразу, как в дверях появилась слегка запыхавшаяся журналистка. А я уставился на нее и от удивления снова сел, потому что это была Люся Грушина, первая красавица нашего класса.
– Люся? Ты?
Она долго на меня смотрела, не узнавая, а потом ее брови удивленно поползли вверх?
– Костя? Кравцов? – неуверенно спросила она. – Я бы тебя на улице ни за что не узнала. Ты изменился. Похорошел… И вообще…
Она запнулась, но я прекрасно понял, о чем она подумала. О мальчике-калеке, который был безнадежно в нее влюблен. Знала ли она об этом? Догадывалась ли? Вряд ли. В Люську все были влюблены. Начиная с седьмого класса, вокруг нее постоянно вились не только одноклассники, но и ребята на год, а то и на два старше. Где уж тут заметить жалкого юнца, украдкой бросавшего на нее по-собачьи преданные взгляды? А я молча страдал и даже одно время мечтал, как, оставив для нее записку, вскрою себе вены, а из ее ярко-зеленых глаз (так я себе воображал) на моих похоронах прольются две слезинки. Воображал, и сам был готов заплакать, так жалко мне становилось этого бедного страдальца Костю.