Перцовый смузи | страница 25



Потоком слёзы потекли, зачем теперь твоё «Прости»? Когда уже решили мы, но ты ушёл, меня оставив с животом.

Вновь наступила ночь. Он больше не звонил. Но сколько боли и тоски огнём пылали у него в груди. Звонит сама – но абонент вне доступа сети. В о банк пошла и номер друга набрала.

– Привет, дай номер Коли.

– Карин, прости.

– Он так сказал?

– Нет, погоди.

– Зачем тогда он мне звонил?

– Кто?

– Коля.

– Ты с ума сошла?

– Что?

– Ты не знала?

– Что?

– Его похоронили девятого числа.

– Но он звонил позавчера.

– Не мог… он умер в два часа девятого числи.

– Но как?

– Сгорел.

– Но, от чего?

– Туберкулёз.

Она умолкла, тишина, он продолжал.

– Ты помнишь был пожар. И после этой смены он… он не пришёл больше домой.

– Но почему?

– Горел туберкулёзный диспансер, он выводил людей. Он знал на что идет…

– Спасибо, я всё поняла. Он это сделал для меня.

Юмористические нотки

ДОЕДАЯ МОЗГИ

На кухне тихонечко масло скворчало, под крики, истерики, брызги слюны. Картошка шмотками уже подгорала, забытая в воплях делах бытовых. Стояла посуда мечтая о Фери, желательно с губкой и теплой водой. К ногам прилипали остатки обеда, впивались в ступни крошки корки сухой. А веник в углу обрастал паутиной, забытый, несчастный, бесхозный, чужой. Паук рукодельник, художничал стильно и швабру отделал густой «бородой».

– Да что ты молотишь, я тоже устала. С работы, готовлю, но все же не так.

– Да так, но хотя бы помой сковородку, с плиты больше я не хочу доедать…

– Ах так. Тогда сам готовь, я не рабыня, не буду совсем больше я убирать.

– Ах так. Поросло всё давно паутиной, и на пол наш страшно уже наступать.

– Помой!

– Я?

– Меня это не напрягает. Порядок он заешь и разным бывает.

– Порядок?

– Конечно…

– Да ты посмотри, в углу уже год твои труханы, под шкафом – капец, а в шкафу – я молчу… Откроешь, и мухи, и запах в лицо…

– Да ты что?

– А что? Открой же глаза, как весь дом засрала…

– Я?

– С порога в нос бьют экскременты кота, по дому в носках пройдёшься – беда, стола за посудой уже не видать, и кто же должен всё это убрать?

У дамы в халате округлились глаза, обтерла руки о сальные бока, и опять понесла.

– Да ты не любил меня никогда!

– Я?

– И не уважал!

– Кого? Тебя?

– Меня, никогда…

Последней фразой стал визг косяка. Развод – между ними стена. Но она, при каждом удобном моменте подругам, пуская слезу, вспоминает его, такого «плохого», «ужасного» мужа, который к порядку не смог приучить так её.

Милые дамы, «доедая мозги», подумайте дважды, правы ли вы?