– В смысле?
– Ну, вообще: ситуацию саму, как это выглядеть все будет, какая Громовая на вид, ночь будет, день, ветер? Ты вообще ее представляешь?
– Ну, я не думаю, что она сильно от остального Леса отличается. Я ничего такого не слышал.
– Да ты меня не понял. Вот смотри, – он вытянул руку, – сидим. Степь. Скоро темно совсем станет, тихо, костер, трава. – Я вижу все это и раньше видел, и понимаю, что это, и чувствую, Деревню тоже чувствую. А Лес, Громовая? Я знаю, что он вот там. Ну как знаю – слышал об этом, должен он там находиться. Но представить его себе не могу, пытаюсь, сказка какая-то получается, не могу я поверить, что мы туда дойдем. Понимаешь? Нереально как-то. Вот, если повернем назад, то через неделю уже в Деревне будем. Это я понимаю. Или, если сейчас пойдем до хребта, а за ним, где он сворачивает, пойдем на юго- восток, то – три недели и мы на Сухих сопках. А туда… – он махнул рукой в сторону далеких, различимых уже, темно-сиреневых бугров у горизонта, почти из центра которых высоко над остальными возвышался Арбад, а за ним где-то слева, Чий знал, должна быть низкая и потому невидимая отсюда Громовая. – Мы всю жизнь проводим в Деревне, да вокруг Деревни. Даже Лес – это уже что-то такое, запредельное.
– И к чему ты это? – к ним повернулся Дерево. – Хочешь все те земли чужие обсмотреть? Так это глупо, хотя бы Караванщиком надо было родиться.
Да ничего я не хочу, просто подумал.
Не просто. Раньше бы такого не сказал, раньше ведь также считал, только тогда ты, Краюха, не верил в то, что мы не на прогулке. И тогда все несерьезно было: цель сказочная и поход несерьезный. Прекратиться должен как-то, в прошлом-то ничего такого не было. А теперь ты вдруг резко понял, что придется бояться, но идти – хотеть пить, но идти – мерзнуть под дождем, спать кучей, в мокром, ползти в дыру в земле для того, чтобы набрать грязной воды – поход сал реальным и злым. А цель так и осталась сказочной. Уже просто для того, чтобы подтвердить догадку, Чий спросил у него, что он об этом думал с самого начала, когда выходили.
– Да так же думал. Я не отказываюсь же идти, должны дойти.
Не договариваешь. Чий поглядел на лица сидящих. Их слушали, ждали продолжения. В этом Краюха был не оригинален. Чий знал, что примерно такие же мысли должны быть у каждого. Поднявшись на локте, делая вид, что сметает что-то с земли, где только что лежал, он приблизил лицо к Краюхе.
– Ну и сидел бы дома. Что ты, дурак, плачешься? – сказал он почти одними губами.
