Орехи вчера, видимо, были отборные, один из десяти, наверное, попадал в сверток, а тут они росли в обычном состоянии, они, вероятно, очень легко переспевали, сморщившиеся, сухие, вчера это, оказывается, вкуснятина еще была, некоторые усохли, совсем превратившись в пленку, зеленых, незрелых тут, наверное, еще больше, по виду ясно – абсолютно непригодные в пищу. Орехи висели гроздьями, и от них исходил резкий запах уксуса, и еще, вроде, похожий на запах незатоптая, который они собирали на подстилку животным, не резкий, но очень специфический, он не исчезал даже у высушенного растения, когда его уже клали в подстилку, хлев всегда пах незатоптаем.
То, что было на пятачке, они объели и втоптали в грязь очень быстро, больше, правда, втоптали, ели даже сухой, не все, правда. Дерево попробовал неспелый, скривившись, сразу же выплюнул, больше незрелых пробовать никто не стал. Краюха задумчиво повертел один в пальцах, поднес к носу, посмотрел на него и тоже выкинул.
Тройка тех, кто выходил из деревни, союзников бывших, Ворот, Тольнак и Изран, на пятачке не задержались, поговорив о чем-то коротко, с краю пошли дальше. Он сперва не понял, хотел пойти с ними, на него посмотрели недоуменно, Изран с Воротом. Тольнак махнул ему рукой, и он остался, сконфуженно оглядываясь. А вот только они вернулись, когда орехи уже доедали, неся что-то, все трое, какие-то листья и корни грязные, целую вязанку. «Бордва» – вынырнуло само собой откуда-то из глубин памяти слово. Он тут же это узнал. «Бордва». Надо же, как он мог такое забыть, он уже, наверное, лет пять не упоминал это слово. Это был камыш такой. Тех, кто нес, сразу же обступили, вязанку бросили под ноги, верхние листья все равно не нужны. Камыш рос и у них в Деревне, Чий взял в руки стебель среднего размера, он имел вот такой бутылковидный снизу стволик, над которым и вокруг которого росли листья. Чий оторвал пару штук с краю, постучал в оголенное место костяшкой. «Бо-ро-два-а-а» Надо же, слово вынырнуло само, и тут же обросло еще несколькими, вытянув и их из памяти на поверхность: «В цвет не вылился?» Краюха бросил свой, подошел по-деловому, потряс Чиев. «Да нет, вроде, нижний еще», – ответил он. «Как семилетние», – думал Чий, глядя на удивленные улыбающиеся лица.
Он рос на топи у них, но встречался редко-редко. Это была любимая еда детей, Чий помнил, как и они, лазя по топи, случайно находили такую, тогда они довольные возвращались на берег, садились на землю, выпивали сладенькую мучнистую густую массу, а потом ели саму луковицу, пачкая щеки и носы в крахмале. Тольнак смущенно улыбался. «Там куча их. Я вчера не стал вечером, опасно было». У них в Деревне высокими они не вырастали, до колена – маленький, с ногу – уже большой. А эти, он поглядел на мощные метелки корней, эти были в рост его, некоторые даже выше, и не цвели еще, вроде, значит полные.
