ИВАН ГРОЗНЫЙ. Что ж ты не постарался, пес? Меня ль не любишь? Как смел ты записать звучало в 5.1? Где DTS?
МАЛЮТА СКУРАТОВ. Да вот дрова накрылись! Новых нет — сам обрубил мне интернет за неуплату!
ИВАН ГРОЗНЫЙ. Дрова? Глумишься, выблядок? Система у тебя заморская, я знаю, работает на электричестве, без дров!
МАЛЮТА СКУРАТОВ. Дровами, государь, мы называем драйвера…
ИВАН ГРОЗНЫЙ. Ах, драйвера! Но о дровах ты вспомнил враз, как надо! Счас ты поймешь, в чем кайф! (Выходя на авансцену, проникновенно.) Дрова какие более тебе по нраву? Березовые иль осина?..
Занавес
>*
— Коммивояжерчик пришел к тебе, Левушка, — заголосила как-то по-бабьи Софья Андреевна, — говорит, по делу.
Лев Николаевич Толстой с досадой отвлекся от книги. Взял сточенное перо и, с наслаждением воткнув его в столешницу, сломал. Вот только коммивояжерчиков и не хватало! Опять ведь предложит какую-нибудь гадость!
Толстому вечно все мешали. Так можно и роман не закончить, а помереть на каком-нибудь полустанке. И еще сапоги теперь надевать! Нет уж, обойдется, сволочь! Вот и опять-таки потревожили: знали же, знали, что у него, олицетворения совести могучей русской культуры кризис, массаракш!
Толстой с великим сожалением отложил покетбук Чарльза Буковски, открытом на рассказе «Перестаньте пялиться на мои сиськи, мистер!» в переводе Когана.
— Ну и здравствуйте вам, — сказал Лев Николаевич как можно холодней.
Желторотый юнец в засранных джинсах («Тоже мне, хиппи хренов», — подумал Толстой) разул хлеборезку и вмочил заученный текст. Суть сводилась к тому, что мол, хватит писать перьями (вьюнош закатил глаза и отметил, что это, конечно, свойственно великим, но времена сейчас не те), а вот, видите ли, передовые писатели теперь пишут ручкой фирмы такой-то. И мы, значит, имеем вам предложить, поскольку у нас, знаете ли, рекламная акция, по специальной, значит, цене…
Лев Николаевич озверел. Схватив отрока за загривок, он несколько раз хорошенько приложил его о столешницу, одновременно вдаряя большим пальцем ноги в кругляшку включения ненавистного системника. Железо загудело, затем пикнуло.
— Гаденыш беспонтовый, хиппарь немытый! — великий русский писатель начал с наслаждением откручивать малоудачливому торговому представителю ухо. — Сюда смотреть! — догадываясь, что vis-à-vis близорук, он насильно приблизил его физиономию вплотную к своему старому семнадцатидюймовнику. — Что видишь?
— Пока пусто… Теперь вижу интерфейс, — простонал подросток, — текстового редактора.
