– Нет, сейчас. – Решил Тальвер и ради убедительности кивнул головой. – Ещё будучи ребенком, я рос с той мыслью, что непременно чего-то стою. Я любил мечтать, узнавать новое, хотел творить добро. Но моё беззаботное счастье продолжалось до поры до времени. Я повзрослел. Оказалось, что у мира сего несколько завышенные стандарты успеха, признания, статуса. Всё это не могло не сказаться отрицательно на моей душе, которая желала чего-то большего и чего-то по-настоящему существенного. Я стал закрываться от столь чудовищного мира со своими правилами. Но дошёл я до такой позиции только после того, когда увидел, что ничего не могу изменить и никак не могу повлиять на окружающих меня людей. Немного погодя со мной начали твориться кошмары. Я не мог равнодушно смотреть на то, как уничтожались на моей планете последние участки зелени, которую здесь я могу наблюдать в безмерном количестве; мне хотелось плевать в лицо грязным нахалам, позволяющим себе трогать невинных девушек только ради удовольствия. В ваших школах, берущих своё начало с относительно недавнего времени, совсем другая картина. Только наша школа состояла из множества таких школ, что у вас, и они назывались классами. Самих же школ по городу присутствовали около сотни. Представляешь, что творится на нашей планете? Там едва хватает места для людей. Многие рождающиеся на Онимбии стремятся переселиться на далекую от онимбийской цивилизации планету Цессерию; тысячи тысяч миль, и это расстояние ещё умножить на тьму раз – такое гигантское расстояние отделяет цессерийцев от жителей Онимбии. Для наглядности просто приведу среднестатистическую продолжительность пути от одной планеты до другой. Хочешь узнать? – Тальвер безнадежно посмотрел на Фетиль, которая и представить себе не могла подобного. – Двадцать лет! Но не об этом речь. Пока о том, что мне пришлось испытать в школе. Не могу без боли вспомнить об этом случае. Это был последний год обучения. Мы распределились на пары, чтобы танцевать на последний звонок. Ну, про последний звонок я тебе позже расскажу, что это такое. Мне досталась, по маминому мнению, да и по моему – тоже близко, самая красивая и обаятельная девушка в классе. Когда один ублюдок начал к ней приставать, я ещё мог закрыть на это глаза, дабы в лишний раз не идти на конфликт; Эйаласа сама обычно легко справлялась с подобным контингентом, довольно ловко и остроумно просто отшивая их. Язык у неё подкованный был. Но в тот раз дело обстояло иначе. Мерзавец посмел прикоснуться к ней. Я не стал долго разговаривать с тем парнем. Завязалась драка. Вышло так, что оба мы поначалу были на равных, но потом мне каким-то чудом удалось повалить его. К тому моменту я уже успел порядком рассвирепеть. Заняв слишком удобное положение, я сильно избил бедолагу. И всё это по какой-то нелепости! Были разбирательства, с моих родителей взяли большие деньги на компенсацию ущерба, нанесенного мной тому парню. Мне тогда уже было восемнадцать, силища бычья, а тормозов нет! На следующий день мне уже настало девятнадцать, это тот возраст, когда человек у нас уже начинает отвечать за свои преступления по полной схеме. Мне повезло. Отделался тридцатью четырьмя сутками исправительных работ, а мог и в тюрьму загреметь. Я сам от себя не ожидал такой свирепой силы – я изувечил лицо олуху до посинения и кровавых ссадин. Выяснилось, что у парня имелись проблемы с сердцем, так что я мог его убить. После инцидента Рифу, как его звали, пришлось лечь в больницу.
