– Без обид. Благодаря травмам мы растём. Каждая травма – путь к развитию. Тут главное, чтобы травмирующий опыт был достаточный для приобретения базовых знаний и переживаний, формирующих личность, но недостаточным для нанесения необратимого ущерба. Скажем, для младенца исчезновение матери – травмирующий опыт. Мать для него – не какой-то объект, это часть его самого. Собственно, если мать отошла ненадолго, младенец ещё не успел понять, что произошло. Потом он замечает – ну, скажем, если проголодался или в подгузник наделал, – что ему неприятно, и он адаптируется, галлюцинируя, то есть представляя себе, что мать всё это устранила, – так он формирует свой первичный внутренний объект. Надолго этого не хватает, дискомфорт усиливается, и младенец начинает реветь. Это уже включается работа горя. Если мать вовремя вернулась и удовлетворила его потребности, всё окей, младенец понимает, что на неё можно рассчитывать, она будет уходить, он будет себе её представлять, и она будет возвращаться. Это и есть достаточно хорошая мать. А если она не возвращается вовремя, у малыша начинается истерика, и чем чаще мать его бросает, тем меньше он уверен в ней, тем больше не уверен в себе, потому что он – это она. Другая крайность – если мать никогда не оставляет младенца. Тогда он не проходит работу горя, нет сепарации, он растёт частью матери, а не самостоятельной личностью.
– У тебя какой вариант?
– Думаю, моя всё-таки перелюбила. Она умерла, когда мне было 6 лет, но отец рассказывал, что она меня любила до потери пульса, буквально не отходила от меня. Я им чуть брак не разрушила. Им бездетность ставили, мать только в 40 лет залетела. А как меня родила, на отца забила. Он, кстати, думал, она на стороне меня сделала. Я на него совсем не похожа. Это уже потом, когда я подросла, а мама от рака сгорела, он тест сделал, чтоб чужую дочку не растить. Это мне бабка рассказывала, его мать. Он сам до сих пор не признался.
– Господи, Вика, какие ты страсти рассказываешь. Сочувствую.
– Да ладно, это мой травмирующий опыт. Фактически я не прошла сепарацию в инфантильном возрасте, когда как раз формируется первичный нарциссизм, а потом меня одномоментно бросили – и мать (в буквальном смысле навсегда), и по факту отец, который считал меня чужой. Поэтому у меня нет сильного внутреннего объекта и вместо него в случае стрессовой ситуации мне нужен объект-опора.
– Даже не знаю… Не слишком ответственная для меня задача? Мне и одной дочери хватает.
