– Прошу прощения, вы не меня ждёте? – прервал его размышления высокий сутулящийся парень в очках, мутных от капель.
Иван Иванович не заметил, как солнце опять сменилось тучами, и над кварталом повисла морось.
– Вас, – ответил он.
– Здравствуйте, – незнакомец протянул для пожатия руку.
– И тебе не хворать, – отреагировал Боровой, но рук из карманов не достал.
Парень смутился, но использовал поднятую руку, чтобы снять очки и протереть платком от воды.
– Принёс?
– Да-да, сейчас. А обязательно на бумаге? Я бы мог сканы через «облако» переслать. Мне не очень удобно отходить с работы в такое время, шеф может дёрнуть.
– Так спокойней, – сказал Боровой.
Парень напрягся, с мелкой дрожью в руке открыл портфель, достал пухлый бумажный свёрток формата А4 и протянул Ивану Ивановичу.
– Думаете, это настолько опасно? – наконец, выдавил он из себя.
– Жизнь вообще штука опасная, а хорошая жизнь – вдвойне.
– Извините, а можно тогда наличкой?
Иван Иванович усмехнулся:
– Быстро учишься.
Он достал из пальто пачку новеньких тысячных купюр.
– Прощу прощения, извините, они настоящие? Без подстав?
– Перегибаешь, парень.
– Извините. Конечно. Благодарю. Если что я на связи.
Он развернулся и широким неуверенным шагом, как кукла на шарнирах, направился к подземному переходу. Боровой, не двигаясь, смотрел ему вслед.
Страх – древнейший механизм управления человеком.
Преодолев на время извечный страх, сегодня вечером этот человек отдаст все деньги в полулегальном притоне на юго-западе Москвы, где чистенькая шлюха, плотно обтянутая кожей, даст выпороть себя, театрально умоляя о пощаде. Там, на задворках большого года, он почувствует себя всемогущим, накажет за детские обиды мать-диктатора, ранившую когда-то девушку, смеющуюся над ним коллегу – да бог его знает, кого ещё. И успокоится ещё на время.
Такие всегда найдутся. А, значит, пусть спускает пар в жестокой игре. Всё лучше, чем настоящая охота.
Боровой ухмыльнулся: выходит, он сделал доброе дело.
Пётр обнаружил на счёте написанный от руки номер телефона. Расплатился, оставил щедрые чаевые миловидной официантке, но чек не захватил.
Его не интересовали спонтанные развлечения. В своём деле он был мастер. В отличие от Леты, лишённой интеллекта, Пётр предпочитал запутанные сценарии, живые эмоции и настоящую драму.
Он вышел из кафе и неспешно направился в сторону ЦУМа. Столичная слякоть, превращаясь от заморозка в шугу, грозила безжалостно испортить его новенькие ботинки Santoni, но Пётр не замечал таких мелочей.
