Три робких касания | страница 31
«Передайте мастеру Оду, что я уехал к аптекарям. Завтра продолжим», – выкрикнул я в закрытую створку.
«Да, господин», – донеслось с придыханием.
***
Это была старая дорога «Партизанка», сооружённая ещё во время первой оккупации то ли нашими, то ли царскими из столицы. Кто там тогда сидел? Дед Мудрейшего? Дядя? За последние полвека власть сменилась так раз семь, если не больше. Царское знамя треплет, как тряпку. Благо, нам до столицы, как до луны. Только раз затронуло, тогда и построили. Двадцать лет рельсам. Поменял бы кто. Вагон мчался, сопровождая метры дребезгом, по крыше ветки колотили. Снаружи царствовала осень, в утробе – бедность. Химики, коих все привыкли звать аптекарями, трудились на отшибе городской пущи, чтобы воздух не портить. Ну-ну. Впрочем, жили они там же вместе с детьми, женами, гусями и грязным воздухом. Три дома – три длинные многоэтажные гусеницы, а рядом огороды.
Всё страшное, что было со мной, давно перестало пугать. Я вырос из него, как из старой рубахи. Мудрый, взрослый Галвин, ну-ну… Если бы всё было действительно так! Где мои армии демонов? Где столп небесного огня? Где тьма, готовая пожрать город? Знали бы они, как сам страшусь. Мне бы тоже вместе со всеми бежать по улицам в слезах. И обвинять, кого попало, кого придётся. Лишь бы обвинить. Так проще… В реальности между «пережить» и «отпустить» громадная пропасть с тоненьким верёвочным мостиком. Я всё боюсь ступить на него. Вдруг оборвётся, что от меня останется? Что будет тогда? В углу заброшенного кабинета кренился длинный шкаф, готов поспорить на что угодно, хоть на этот кабинет, Од вряд ли сюда когда-нибудь вернётся! Я бы не вернулся, но я и не ушёл. Сижу тут богопротивным истуканом, помилованья жду.
Галвин. Галвин. Галвин. Хлюпик. Нытик. Тряпка. Рука поднималась выше и выше, задралась бы сильней, да росточком не вышла. Я давно вырос, давно забыл.
Галвин. Галвин. Галвин. Чернокнижник. Ренегат. Урод.
Од редко приезжал сюда, не любил тратить дни на тряску в «партизанских» разваленных вагонах. Сегодня его тут тоже не было. Никого тут не было – один сквозняк!
– Веришь ли ты, Галвин, – бутылочки звенели, едва ли не сыпались из старых крапчатых рук «аптекаря», – человек без веры беден? Он, как, кхе, – то ли хохотнул, то ли горло прочистил, горбоносый химик-старожил, – моряк без компаса, булькнется со временем и хорошо, если не в бутылку.
Я опёрся на столешницу, голова плыла.
– Я по поручению.
– Да-да, мальчик, подожди чуток. Вынесут.