– Давай сделаем это. Я хочу…
Она вряд ли может сейчас разумно мыслить, но я решил уповать, что решение приняла раньше. Поэтому прильнул губами к подставленной шее. Пульс бился под моим языком, а Дэвина чуть хрипло постанывала и пыталась ускорить ритм. Но я, напротив, замедлился. С первым укусом, как и с первым сексом, спешка ни к чему. Дэвина протестующе захныкала, но не остановила. С удовольствием продолжил вылизывать ее шею, все больше падая в запах этой с ума сводящей женщины. Не ожидал, что так скоро позволит, но губернаторский бал через неделю. И кольца мы уже надели. Не до сомнений, в общем. Интересно, прочитала, что будет больно? Или просто слепо доверилась мне?
– Будет немного больно, – посчитал, что обязан предупредить.
– Знаю, – хихикнула. – Ты ведь укусишь меня.
Зрачки очень широкие. Она точно в подходящем состоянии и настроении. Если сейчас не тот самый момент, то неизвестно будет ли он вообще. Обуздал поднимающуюся панику, ускорил движения бедрами. Тихие стоны Дэвины перешли в крики, ногти начали выводить болезненные узоры на моей спине. Выгнулась подо мной, подчиняясь накрывающему удовольствию. Я и сам был почти готов, только ответственность за нашу кровавую связку позволяла держать под контролем процесс. Осторожно поцеловал нежную кожу, затем чуть царапнул полностью прорезавшимися клыками. По телу Дэвины пошли сладкие судороги, она замолчала и наверняка прикусила нижнюю губу, как и всегда в такие моменты. Сейчас! Быстро и аккуратно прокусил шею Дэвины, навалившись на нее всем весом, чтобы не дернулась и не поранилась сверх необходимого. Она пискнула, но замолчала и замерла, когда начал пить. Женщины часто рассказывали мне, что чувствуют во время процесса кормления. Надеюсь, они не врали и Дэвине так же хорошо сейчас.
Пил маленькими глотками, немного позабыв, что мы еще и сексом занимаемся. Отец был прав, между нами зов. Мы связаны каким-то непостижимым образом, ведь никогда я не пробовал ничего вкуснее крови Дэвины. Понятно, почему она так действует на меня – ее запах, ритм сердцебиения – все это могу чувствовать и так, не кусая. Дэвина тоже, кажется, позабыла об удовольствиях тела. Замерла, будто прислушиваясь к себе, ко мне, к происходящему. Но не оцепенела в страхе, явно не испытала отвращение, скорее любопытство и облегчение. С трудом оторвался от ранки. Да и не смог бы выпить слишком много – под зовом невозможно причинить вред. Никогда. Посмотрел на Дэвину – чуть побледнела, но радостно улыбнулась. Не успел спросить о ее самочувствии, как заговорила сама:
