— Так ты же не помнишь, о чем с ним трепалась! — Глядя затуманившимися глазами вдаль, подруга продолжила томным голосом: — И теперь Артем при виде тебя тут же вспоминает и представляет, как у вас всё ночью было! — И еще, мерзавка, изобразила телом некие непонятные, но крайне неприличные движения!
У меня лопнуло терпение.
— Так! — Вздернув ухмылявшуюся подружку на ноги, я сунула ей в руки пальто, ловко накинула на шею лямки сумы (крякнувшая Машка пригнулась от неожиданности и тяжести). — Хватит уже чушь пороть! И вообще у меня обеденный перерыв закончился, ясно?
— Ясно! — отрапортовала Машка. — А память, мил моя, ты все-таки напряги, напряги! Может, чего еще интересненького припомнишь!
И демонически расхохоталась вослед мне, с рычанием ухватившей куртку с шарфом и выскочившей в распахнутую дверь прямиком под мокро-пронзительный ноябрьский дождь. А, до нашего здания рукой подать, упаковываться основательно не буду, и так распрекрасно добегу!
И, разумеется (такое мое счастье, вернее, злосчастье!), я угодила в одно время с возвращавшимся в офис Черкасовым.
Да еще как будто специально подгадала под схлынувшую волну отобедавших: мы оказались в лифте вдвоем. Артем нажал кнопку нашего этажа и индифферентно поинтересовался:
— Не удалось вчера до смерти упиться, решила сегодня слечь с чахоткой?
Я проследила его взгляд и поспешно оттянула насквозь промокшую и ставшую прозрачной ткань рубашки; не только кружево бюстгальтера, но и соски проступают… А я ведь не настолько запасливая, как некоторые, и никакой сменной одежды в ящике моего стола не завалялось! Наспех прикрылась шарфом; придется так сидеть, пока не высохну…
Черкасов отвернулся: деликатничает, прикрывая собой, или просто собирается выйти из лифта первым? Если второе — не получилось. На четвертом завалила толпа шумного полузнакомого народа (едут на наш этаж в общий конференц-зал, у нас же офисное здание совершенно ненормальное, с крайне запутанной человеческой логистикой), с шутками и смехом моментально оттеснив Артема в угол. Ко мне. Полное впечатление, что мы внезапно очутились в забитом утреннем автобусе! Да еще буквально на каждом этаже лифт останавливался по вызову: народ приветствовал ошарашенно пытавшихся втиснуться дружным смехом и шуточками в стиле «пройдите, пожалуйста, в середину вагона!».
Черкасов уперся руками в стены рядом с моей головой, чтобы меня не расплющить. Я глядела снизу в его лицо: губы раздраженно сжаты; то и дело недовольно оглядывается на тех, кто пихает его локтями и твердыми ребрами папок и планшетов. Посмотрел на меня и выразительно двинул бровями: ну что, терпи, Самохина! Я мелко покивала и уставилась ему в грудь: глядеть в его светло-карие глаза так близко оказалось почему-то неловко.
