Ветер Севера в Академии Морте | страница 56



Я осторожно заглянула в щель. Ничего не увидела, плюнула и сунула внутрь голову. Так же поступил и Бонсайми, только он пронзил бритой макушкой надгробную плиту.

– Здесь… лаз?

Призрак фыркнул.

– Нет, блин, хочу-мечтаю, чтоб ты в могилке понежилась. А где ещё предлагаешь твоё тело прятать, пока ты в Хаос по делам поскачешь?

– Ну не в могиле же?! – Оторопела я.

– А где? Самое надёжное место. Верь старому Бонсайми.

Высунув голову, я обернулась.

– Ну… может… в канаве какой?..

– Самое место для герцогини, как же. – Фыркнул призрак. – Да не боись ты, дракон твой постережёт.

Вот уж наверняка. Ломтик, конечно, подрастая становится тем ещё лихачом и воздушным хулиганом, но ещё ни разу он не отошёл от моего тела и на шаг во время практикумов в Хаосе. Даже спасал неоднократно от дурацких розыгрышей. И всё же…

– А как я обратно выйду? – Продолжала я упрямиться. – Вдруг плита на место вернётся?

Бонсайми расхохотался.

– Конечно, вернётся, козочка, непременно вернётся. Дело такое, что, как ты говоришь, вернуться на место плите просто-таки необходимо! А как иначе? Хочешь, чтобы кто-нибудь спалил нашу вылазку? Тогда всё, пиши пропало.

– Не хочу… В смысле не хочу, чтобы спалил…

– Ну вот! Да не дрейфь ты! Там изнутри тоже лазейка имеется. Наружу.

– Откуда знаешь? Пробовал?

Привратник оскалил акулью пасть.

– Тут, детка, один мнительный профессор похоронен. Всё переживал, что забредёт далеко-далёко в Хаос, прямо на рабочем месте, а его сдуру и похоронят. Вот заранее и соорудил себе могилу с выходом изнутри.

– И что?

– Таки помер. – Расхохотался Бонсайми. – Однако что-то не припомню, чтоб обратно вылезал.

Привратник начал даже икать от смеха.

– Может, потому и не выходил, что обратная лазейка не сработала? – Поморщившись, фыркнула я и Привратник заржал уже, аки конь.

– Да не тушуйся ты! Тут до тебя тропинку протоптали! Ах-хах-ха-ха!

Я заглянула под плиту снова и на этот раз обнаружила в могиле заколку для волос, запонку, огрызок апеляблока и даже упаковку из-под жареного картофеля из палатки пикси. Между прочим, недоеденную. 4317 год – значилось на упаковке. В то время как сейчас 4336, по местному летоисчислению.

Ухохатываясь над моей нерешимостью, Бонсайми сыпал шуточками, что лучше камеры хранения не придумать. Потому как – по секрету – апеляблоко тоже семнадцатилетней давности…

Я, вздохнув, залезла-таки в могилу. Ухнула: на грудь взгромоздился телёночек Ломтик. Следом, пыхтя, протиснулся Дедушка. Раздался скрежет: плита над головой возвращалась на своё место. Я поспешно зажмурилась, чтоб глаза песком не засыпало.