Я спряталась за дерево в надежде, что останусь незамеченной. Из кустов вышли три девушки интересной наружности – с ярким макияжем, ужасными причёсками и абсолютно разные. Одна – пампушка среднего роста, другая – высокая и упитанная, третья – среднего телосложения и роста. Но было кое-что у них и общее – жестокое и в то же время довольное выражение на лицах. И вроде девчонки все трое младше меня, всё-таки мне скоро девятнадцать, а им максимум шестнадцать-семнадцать лет, но повстречать их всех вместе в тёмном переулке я бы не хотела, хотя, они и в светлое время суток ведут себя более чем агрессивно.
От их лицезрения отвлекает тихий плач. Иду на звук и выхожу на небольшую лужайку, посреди которой на коленях, с опущенными плечами сидит худенькая девушка со светлыми взъерошенными волосами и плачет.
Да, жизнь сложна у детей в детских домах – единственный вывод, который я могу сделать из увиденного.
Достаю из сумочки влажные салфетки, протягиваю их ей:
– Возьми, вытрись.
Девушка поднимает зарёванные глаза и смотрит на меня непонимающе.
– Что, тут никто за тебя не вступается? – я прекрасно помню, как мы с пацанами дрались, как один двор шёл стенкой на второй. И если нет друзей, которые помогут и вытянут из месива, приходится очень тяжко. – И часто у вас такое случается?
– Я… Ты? Что ты тут делаешь?
Я пристально смотрю на неё и понимаю: это же она! Та самая София, Софа, из-за которой меня мучают кошмары. Теперь я внимательнее осматриваю её и всё вокруг.
Она очень похудела, одни кости да кожа остались. Щёки впали, глаза красные от слёз, нос распух, на щеке красная отметина от пощёчины, вещи на ней порваны. Рядом валяется вывернутая наизнанку сумка, всё содержимое которой разбросано. Один кроссовок не выдержал натиска троицы и расположился тут же, на земле, второй остался на ноге.
Кошмар! Теперь я начинаю понимать значение моего сна. Ей действительно нужна помощь.
– Ну, так что? Часто такое случается? – в моём голосе нет жалости, ведь это последнее, что хочет услышать человек, который подвергся подобному моральному и физическому насилию. И если учитывать наше с ней прежнее общение, то я тем более не должна показать свои истинные чувства. – И вытрись уже, – дёргаю рукой с салфетками у неё перед лицом.
Софа встаёт на ноги, оглядывается в поисках обуви, надевает её. Подходит к сумке и начинает все свои вещи складывать обратно.
– Понятно, – прячу салфетки в сумку.
Стою и не двигаюсь. Смотрю на все её попытки привести своё душевное состояние в норму.
