– Я снова переживаю насчёт Джозефа, – не изменяя своей привычке ничего не скрывать от друга, вздохнула я. – И насчёт мамы тоже… я не понимаю, что с ними происходит, не понимаю, что происходит со мной. Но они вдвоём вчера словно сговорились: сказали, чтобы я больше не ходила на драки, а мама…
Я не смогла договорить, ком встал в горле, боль – где-то в лёгких. Перед глазами до сих пор стояли ожоги матери – такие яркие, явные, опасные. Но от чего? Не хотелось верить в общественные слухи, иначе… «Я почти прожила свою жизнь и имею право…» – слова родного человека выжигали на мне клеймо ужаса. Как же мне было страшно за маму.
Не хотелось после отца терять и её…
– Знаешь, мне кажется, тебе стоит быть более открытой с Джозефом, – осторожно заметил Мэйт, тщательно подбирая слова, но при этом говоря так непринуждённо и добродушно, что хотелось ему тут же поверить. И я верила. – Вы уже в отношениях как год, а до этого ещё дружили несколько лет, но при этом, мне кажется, вы не слишком открыты друг другу. Джозеф так же закрыт в себе, как и ты. Да, вы многое знаете друг о друге, но в то же время так же много и не знаете. Может, именно от этого ваша любовь «увядает», как ты рассказывала?
– Я согласна с тобой, я полностью это понимаю, но у меня проблемы с памятью, ты же знаешь, – устало покачала я головой, закусив губу и чувствуя холодный металл пирсинга на носу. – А вдруг я ему уже что-то сообщила из своей личной жизни, но просто этого не помню? Или Джозеф мне что-то сказал о себе? Он-то думает, что мы уже разобрались над той или иной проблемой, касающейся нас самих, но я-то могу этого просто не помнить. А я… не хочу повторять то, что мы и так, возможно, уже прошли. Вдруг это ранит нас обоих?
– Да, как-то я об этом не подумал, – раздался виноватый вздох в трубке. – Теперь я понимаю, почему ты всё скрываешь в себе.
– Наверное, ты единственный, кто вообще может хоть как-то понять меня, – хмыкнула я.
– У каждого человека должен быть тот, кто может понять его, – как всегда весело поддержал меня друг, и я не смогла сдержать искренней улыбки.
Короткое прощание – и я, застыв на месте, прикрыла глаза и подставила лицо нежным перьям снега. Я вся превратилась в слух и ощущения: на стёклах медленно таяли снежинки, стекая одинокими каплями к узорам, что украсили каждый уголок многочисленных окон города; где-то снег падал большим потоком – скребя лопатой, мужчины в чёрных одеждах чистили крыши, как многие сейчас чистили свои машины, которые всё шумели, шумели и шумели… Грязь на дорогах напоминала о том, что происходило с каждым человеком: сначала он чист, как только что родившаяся снежинка, но затем он падал – всё ниже и ниже, как всё ближе к земле приближался новый снег, чтобы потом смешаться с пылью, ядом и песком. А дальше – только растаять.
