– И тебе тоже привет, Хэмф, – слабо улыбнулась я и побрела в сторону раздевалки.
– Я вообще-то сказал тебе привет, но ты никак не отреагировала, – поджал губы мальчик.
– Да? – мне было всё равно. – Прости, я задумалась.
– А о чём думала?
Этот вопрос Хэмфри уже задал на улице, когда мы оделись и вышли из школы. Морозный воздух Колдстрейна тут же неприятно защекотал в носу и забрался в лёгкие, белый вид полностью окружил нас: снег падал на вытоптанные тропинки медленно, плавно, словно кто-то вытряхивал в сероватом небе перьевую подушку; всё скрипело от мороза, как старые половицы заброшенного дома; птицы радостно пели проходящим мимо редких деревьев людям, которые были вновь ко всему равнодушны и холодны, как сам наш безликий город.
И так всегда.
Сколько себя помню – безэмоциональные лица, лица, лица… А в них – абсолютно ничего. Холод. Безразличие. Бездушие. И самое главное – усталость. Жители Колдстрейна всегда выглядели уставшими: даже отпуск на месяц или две недели каникул не придавал им бодрости. Утро, завтрак, работа или учёба, перекус – глядишь, уже вечер и пора спать. Серая, скудная рутина, которая оказалась словно комнатой из четырёх стен, куда заперли каждого из нас и никогда не позволяли выходить. Везде преследовал холод: на улице, в домах, в душах. Даже лето всегда выходило настолько дождливым и морозным, что, казалось, вот-вот – и пойдёт снег в середине июля.
Ни капли блеска, ни капли солнца, ни капли загара или радости – всё меркло во тьме.
Выбраться?
Если бы только это было возможно…
Колдстрейн не отпускал, тот, кто заезжал сюда, оставался уже навсегда: появлялись совершенно из ниоткуда проблемы, события, боль и даже смерть. Город хоронил своих же жителей под натиском морозов и несчастий, нещадно бил их холодным потоком и не важно чего – ветра или равнодушия дорогого человека. Гроб, что словно находился в Антарктиде, – так можно было коротко описать Колдстрейн. Не открыть крышку, не выцарапать её ногтями, не докричаться до помощи – ничего не оставалось сделать, как смириться со своей жалкой участью и умереть.
А умирать придётся долго, мучительно и невыносимо болезненно.
– О том, что сказала директриса? – не дождавшись моего ответа, напомнил о себе Хэмфри.
– Откуда ты вообще узнал, что я была у неё? – тут же отвлёкшись от очередных мрачных размышлений, кинула я на него резкий взгляд.
– Слухи о том, что ты в очередной раз уделала Торию, быстро разлетаются, – серьёзно ответил он, будто отвечал на не менее серьёзный вопрос.
