И чего не так? А это кто? А вот он. Идет, скукожившись курагой, через шахты людей и их вечных пещер, из вечных кирок и фонарей. Идет весь ледовый и пустой. Пойти напиться не может – нет 18 лет, пойти убиться не может – мама и папа будут ругать; да и не нужно ему это. Сердечку ему нужно тепло: угли, сигаретка, одеялко. А душе нужно опохмелиться немного от чувства, немного поспать, иногда сблевать, иногда стошнить. Но это потом. Сейчас он вот – идет и идет.
А вот ножка Луны оголяется изо мрака. Простодушная она девчонка. Любит дразнить юных мыслителей своей оголенностью. Своей музостью. Как жаль или хорошо, что он пережил это, перерос. И уже игрался с ней, наигрался собой. И солнцем наигрался. И жизнью. И смертью. Но это потом, прошлое. А есть вот – он идет, и идет далеко далеко. Но это потом, сейчас он идет коротко и присыпчато. К одеялу и сигарете. Курить он не может пока что. Простите. К углю и одеялу. Согреться.
А вот стон прогрызся через салфетки и стеклышко. Такой он наточенный, такой он зубастенький. Жаль, что мне это слышится. Надеюсь потом сам буду стеклом, Луной, домом, человеком, но не мыслей. Буду реализован. Но это потом. А сейчас вот – просто светлеет, а я темнею бодростью с этим. Просто сплю на зарю, на век, на миг. На гроб.
Они кланялись, хотя «зачем?»
Ясность сегодняшнего дня не даст соврать человечеству. Она их выкупает из рапирных лап разочарований и похоти. Как страшна похоть у губ здорового вида, вида человечьего. Золотистое солнечко проскальзывает по рельсам облаков прямо в наш мир, в наш односторонний мир, где все цветет лилиями и ландышами.
Давно не чесаемый ветерок пролетает озера, деревья, всякую каменность и томуподобность. Главное – заглядывает к людям, к этим загадочным жнецам сути и всего сущего. Открыв блокнот посещений, мой наивный дух узревает: был у Александры Мороковой, ага, был у Клубнички Мудотной, ага, а вот был у Мари Марсткой.И еще у Булыкина и Шерляпова.Какой он у нас скоролет, этот ветер!
И ветерок летит и летит кленовым листом по головам, умам и чувствам, а они не колышутся. Кроме одной, только она чует легкий скрип. Чуете его? Он такой промозглый и просердечный. Как приятно слышать его данной особе. Взглянем под наш микроглаз на нее и составим этюд такого интересного фрукта.
В кровати совершенно близкой к тележке снов и сладкостей полеживает некое тельце, самое найловкое, самое найстойчивое, самое найстранное. Полеживает и жует ватку (а может леденец) сновидения. Медленно тающее на отточенном языке. Ей пока хорошо, потом она удивится (через час), что ее ювелирный сон был расколот этой механической взбудорагой. А пока перенесемся на тех, кто уже проснулся и с удовольствием ждет наследия, наследия внимание. Или хотя бы очереди на прослушку его кандидатуры на занятие муниципальных дум.
