Безразличие | страница 17
И еще эта весна. Красиво конечно, но ощущаю некоторую отзимованность моральную. Настроение делать другим весну, а себе лишь – зиму. Ангелочки. Маленькие такие. Они так мне настроение поднимают. Добро хочу делать для них. Для моей святыни. Тоже хочу. Но не могу. Времени малою Она уже выходит через мелочь чирка, или даже уже вышла.
Углекислый ветерок проплелся по моих стрекозустам. Паутинка походов зимы на весну. Несет свои снега, сугробы в казну этой весны. Хорошее время весна – но не сейчас и не для меня. А ей видимо хорошо. Блаженно. Рубашечка чернеливая, брюки, пахнущие бережностью и материненской любовией. А сама не чтобы яркая. Скорее распространительная. Это двоинное что от яркости. И именно двоинное. Распространение всегда в пару. На двоих делит. На нее – и других. Она верит во что- то. Поэтому очень распространяет свою веру на координацию света и другого. Того что от света. Ведь она между этим. Между этих доколе неизвестных сред. Одно – частицы, другое – нечто после частиц. А между это есть оно. Свет раскромсанный во тьму дает нечто более блаженное чем жизнь со смертью. Это более полезная плоть и воображение. Она скорее есть сам замысел. Видимо для меня она замысел всего сущего.
Вот она, растограющая любое войносочетание и смертесоюзнечиство. Она правда не свет и не темень. Она именно замысел. Пьет стужи воздуха литрами даже не замечая. Она замысел. Замыслу необходимо не тыкать внимание такой мелочью как воздух. Расторгает все бабочкины былины о муравьях, все стрекопрозы о языковых войнах, все мухинные сонеты о своей никчемности. Она замысел сущего. В ней душа настраивает мир на гармонический замысел. На эту красоту всего. На благость и осмысленность. Замысел таков. Она такой замысел. Вся природа поклоняется ее тернистым и вечным ногам. Их гуманитарности и гуманности вопреки всей доспехности ее боли. Скрывать боль сложно длительное время.
Она есть Господ для всех них. В ней есть это господость. И проходит она такая неслучайная по седым районам. Глядя всем в лица. Ведь все люди счастливы, всегда во время весен и во время этих растяниваний сугробов и снегов с зимы до этого живяцелущего всю боль. Кладезь боли земель и природ сама строит мосты для ее поступи.
Вся природа хочет великого. Ее плавность и спокойность – великогое. Земли раслабляют свои спины. Воздухи обвивают хрупкость. Травы навивают святой путь. К ее подруге.
Как они вместе выглядят. Какая она счастливая с ней. Аж солнце от ее передозировки счастьем начинает пестриться ярче и сжигает всю дурноту мысли под фаланги сущего.