– Ричард! Смотри!
Его голова повернулась по команде жены, а челюсть отвисла. Стефани сидела, прислонившись к подножию гигантского дерева, что-то прижимая к себе одной рукой. Ее одежда была разорвана и окровавлена, но она подняла голову, когда он смотрел на нее. Она взглянула на огни и, даже из аэрокара ему было видно выражение безграничного облегчения на ее исцарапанном и вымазанном кровью лице. Но и увидев это, и когда его сердце вздрогнуло от радости настолько интенсивной, что она была почти пыткой, он все равно примерз к месту от удивления, поскольку его дочь была не в одиночестве.
Жуткое месиво белых костей и разорванной плоти лежало чуть в стороне. Ричард достаточно изучал анатомию сфинксианских животных, чтобы опознать в ней полуободранный скелет гексапумы, но ни он, ни какой-либо другой натуралист, никогда не видел и не мог себе представить зрелище десятков и десятков и десятков крошечных «гексапум» окруживших защитой его дочь.
Он был удивлен своим собственным выбором слов, но только они описывали ситуацию. Они защищали Стефани, присматривали за ней и он понял – так, как если бы видел это своими собственными глазами – что именно они, чем бы они не были, убили гексапуму, чтобы спасти ее.
Но этим и исчерпывались его знания. Он мягко тронул Марджори за руку.
– Оставайся здесь, – сказал он спокойно. – Здесь нужна моя специальность, не твоя.
– Но…
– Пожалуйста, Мардж, – сказал он по-прежнему спокойным голосом. – Я не думаю, что есть какая-то опасность – прямо сейчас – но я могу и ошибаться. Просто оставайся здесь, пока я все выясню, хорошо?
Марджори Харрингтон стиснула зубы, но подавила непроизвольный приступ гнева, поскольку он был прав. Он был ксено-ветеринаром. Если бы проблема была в растениях, он бы положился на ее мнение; в данном же случае ей следовало положиться на него, как бы ни хотелось ей броситься к дочери.
– Хорошо, – неохотно сказала она. – Но будь осторожен!
– Буду, – пообещал он и открыл дверцу. Он медленно выбрался и очень аккуратно пошел по направлению к дочери, неся аптечку. Море пушистых, длиннохвостых существ расступалось у его ног, примерно на метр в стороны, а затем вновь смыкалось позади него и он буквально ощущал внимательные взгляды когда добрался до свободного пятачка вокруг Стефани. Одинокое создание сидело возле нее – меньше и стройнее остальных, в пятнистой коричнево-белой шубке, а не в от серо-кремовой, как у остальных – и он почувствовал взгляд его травянисто-зеленых глаз. Но не смотря на все признаки разума проявлявшиеся в этом изучении, все его внимание было обращено на дочь. Вблизи ссадины и пятна крови – кровь не ее, слава Богу! – были еще более заметны и желудок его сжался при виде следов ее травм. Ее левая рука висела, очевидно сломанная, ее правая нога была вытянута неподвижно вперед, и ему пришлось подавить слезы, когда он опустился на колени возле нее.
