«Там я пригодился бы, – думал он. – Я мог бы давать уроки Языкознания за деньги – братья помогут найти богатых учеников, а взамен в той школе я буду работать без жалования… Не зря меня привело к храму Благодарения вновь…»
Магнус уж шел по саду к дворцу, когда увидел огонек – Линдсп с фонарем в руке и граф Эгонн Гельдор направлялись из «леса» прямо к нему. Желая избежать встречи с братом королевы, Магнус скрылся за конусом из стриженого можжевельника у беседки, думая, что тот пройдет мимо. Но белокурый граф зашел в беседку, не собираясь ее покидать, а Магнус не мог оставить свое укрытие незамеченным. Ругая себя, чувствуя себя неловко и глупо, он таился «в кустах», одетый во всё черное и едва видимый во тьме, думая, что если его найдут, то он не оправдается. Его досада и стыд усилились с появлением Мираны. Без брата, одна да ночью, девушка несмело вступила под восьмигранный шатер беседки и села на одну скамью с Эгонном.
– Милая, прекрасная Мирана, – нежнейшим, тихим голосом проворковал граф. – Я несказанно счастлив, что ты смилостивилась… Уже почти два года минуло, как я пытаюсь ухаживать за тобой. А ведь я мог давно забыться с другой… Я и пытался, но у меня ничего не выходит – и ныне, вместо услад, я ради тебя без конца терплю унижения от твоего… отца, так называемого… Если бы это был кто-то иной, а не Рагнер Раннор, то я немедля посватался бы, но… ты же знаешь, что он мне ответит. Я для него пустое место в камзоле, потому что не воевал… А я не склонен воинствовать. У моего батюшки было много учеников – и все до одного уже мертвы, кроме Рагнера. Не понимаю их… Нас же родили жить, а не жить ради того, чтобы умирать при любом удобном случае.
– Для меня в пути мирянина нет ничего постыдного, – тихо ответила Мирана. – Вовсе не все должны воевать. Мужчине достаточно вести себя достойно звания мужчины. Мужчина, например, не нарушает данных клятв…
– Я и не нарушу. Я готов поклясться на Святой Книге, но только перед Линдспом. Рагнер же меня выставит, если я заикнусь о помолвке. И ушат самой грязной грязи выльет на меня, да еще не меньший ушат самой бранной брани. Такую помолвку хочешь? Хорошо! Завтра пойду к нему. А ты смотри из окна – смейся надо мной и тешь свою Гордыню, жестокая…
– Я ничуть не… – взволновалась Мирана. – Не Гордыня это вовсе… Но как иначе?
– Быть хитрее… В конце концов, Рагнер же тебе никто по мирскому закону. Ведь он не удочерил тебя по-настоящему, не дал своего имени. Он – отец, какой появляется раз в пять лет, целует, кружит – и снова исчезает.
