– Миди! Карима тебя ищет. Лучше бы тебе здесь не находится. А то не дай Бог кто-нибудь заподозрит что-то неладное.
Я попрощалась с друзьями. Тина привела меня на кухню.
– Вся прислуга уже обедала. Только ты осталась голодная, – поставила передо мной тарелку супа и села рядом. – Как дела? Узнала что-то?
– Да, – в животе грозно заурчало и я накинулась на еду. – Миди. У меня к тебе вопрос. Ты умеешь пользоваться голосом?
– Что? Чем?
– Это малоизвестный факт. Твоя мама умела заставлять голосом делать человека, что угодно. Иногда так допрашивала преступников. И они против воли признавались, – я подняла ложку и так и застыла с ней. Мне бы научится это делать. Я бы просто спросила Элифаса. А что? Вдруг он возьмёт и все выложит.
– Как это делать?
– Я не знаю. Твоя мама, её ты понимаешь не посвящала в это прислугу. А такая информация строго засекречена.
Тина отпросила меня. Камина, скрипя зубами и закатывая глаза, отпустила меня на один день. Лететь решила на Алонзо. Если мне обернуться и расправить крылья, меня мигом заметят и узнают.
Мы с Алонзо полетим впереди, Тасмин рядом с Диком. Она наотрез отказалась залазить на его спину.
– Не хватало мне ещё рыбой пропахнуть, – недовольно сморщила нос.
– Я что по-твоему так пахну?
– У тебя же чешуя!
– Не рыбья, черная твоя душонка! По твоей логике от тебя должно вонять мертвечиной и сушеными жабами!
– А-а-а! Он невыносимый тип! Я тебе покажу! Дохляками от меня воняет, – метёлка ударила Дика по голове. Он убегал.
– Эй! Ведьма! Я ж тебя проглочу! – я смеялась, когда метёлка поднырнула под Дика и он взмыл в воздух. Потом вспомнила, как Тасмин точно также гоняла Пухлеса в прошлом году. Смех сменился слезами, потом я выла уткнувшись лицом в грудь Алонзо. Ребята притихли, а я так и не могла успокоиться.
– Миди. Ну ты чего? – сбивчиво и захлебываясь рыданиями рассказала им. Друзья погрустнели.
– Миди. Не плачь. Мы найдем ублюдка сделавшего это с Пухлесом. И он поплатиться. Даже если это Элифас.
Кивнула. Парни обернулись в драконов. Успокоившись, залезла на Алонзо. Он развернул морду. Проурчал что-то на своем языке. Без ипостаси сирены я не понимала, что он говорит. Погладила по голове.
Мы долго добирались до академии. Когда увидела шпили башни, в груди защемила тоска. Два года здесь, стали лучшими для меня. Пусть не всегда было просто, но те прошлые проблемы казались не такими глобальными, как сейчас.
Я изгой. Меня обвиняют в страшном преступлении. Если поймают, то даже Алонзо не поможет. Меня ненавидят практически все люди Эдвина. Мило. Неправда ли?
