Сцену освещали два стильных прожектора, которые больше походили на обычные напольные светильники в стиле лофт.
Сам же «зрительный зал» был почти полностью скрыт во мраке. Я бы посчитала, что людей в помещении не существует вовсе, если бы не едва слышный гул голосов. Помимо «зрительного зала» также были четыре отдельные кабинки, надежно скрытые с трех сторон непроницаемыми черными ширмами. Внутри у них была примерно такая же обстановка, как и на сцене, только с минимумом комодов, светильников и совсем небольшим подиумом.
— Там находятся «практикующие», — объяснил Бергман, — те, кто хочет шаг за шагом повторить все, что я буду делать.
Я кивнула и нервно сглотнула.
— А вы не боитесь, если в зале есть кто-то, кто знает вас лично? — шепотом спросила я, пока Бергман осматривал все детали сцены профессиональным взглядом.
— Нет, — безразлично ответил он.
— Даже, если сюда пришла, например, подруга вашей жены? — я плела первое, что приходило на ум, лишь бы не думать о предстоящем дебюте и о том, что на меня смотрят неизвестно сколько людей в зале. А вдруг там кто-то из моих сокурсников или преподавателей? Или мамина знакомая?
— Нет, — немного резко ответил он. — И теперь ты будешь наказана. Я приказывал молчать.
Я спохватилась и прикусила губу.
Как я могла об этом забыть? Вот черт! Что он теперь сделает?
Бергман продел под рубашкой крохотный микрофончик и закрепил его на ухе, а затем закатал рукава своей белоснежной рубашки. От вида его открывшихся рук я снова почувствовала привычный страх и предвкушение. Мне вдруг очень захотелось, чтобы он дотронулся до меня, а еще лучше обнял.
Прервав мои раздумья, он объявил начало и поприветствовал всех новичков. При чем сделал это без лишнего пафоса, даже не повышая голоса и не нарушая интимность момента, как если бы он просто продолжал говорить со мной, а немногочисленная публика лишь случайно подглядывала за нашими действиями.
— Моя покорная девочка Селина — абсолютный новичок в этом деле, поэтому ничего не бойтесь и просто следуйте за мной, — говорил Бергман вроде бы с публикой, но смотрел при этом только на меня, а затем продолжил. — Сядь на колени и закрой глаза, — он указал на ложе.
С бешено бьющимся сердцем, я выполнила приказ, сев боком к публике.
Бергман взял моток красной веревки, ярко контрастирующей с моим костюмом, и привычно сел позади меня.
— Первым делом оцените дыхание вашей сабочки, — начал Бергман, стянув мне волосы в хвост. — Даже если секунду назад оно было ровным, сейчас уже может участиться, а значит, она волнуется и тем самым утрачивает доверие к вам. Сделайте то, на что она лучше всего отзывается. Чуть стяните волосы, помассируйте плечи, поцелуйте в шею, — Бергман делал все, о чем говорил, и я покрылась мурашками, когда он поцеловал меня в шею. — Движения должны быть очень приятными, но не особо нежными. Сабочка должна успокоиться, а не растечься безвольной лужей к вашим ногам.
