– Это Кристина, – сказала Юля. – Она в нашей группе.
– Привет. Я Настя.
– Привет.
Держа в одной руке сумочку, другой Настя поправила платье – она чуть нагнулась, чтобы разгладить ткань на талии. Скользнув взглядом по чёрной текстуре вниз, Кристина продолжила движение – от ладони – ниже, к ногам, чудесным, стройным ногам, самым прекрасным ногам из всех, которые она когда-нибудь видела. С каких пор её стали привлекать женские ноги? Привлекать так, чтобы хотелось прикоснуться к их гладкой коже, ощущая её упругость и свежесть, касаться этих ног бесконечно, путешествовать от пят до бедёр, потом вниз и вновь вверх. И затем взгляд поднялся, вознёсся по блестяще-тёмной ткани ввысь, к лицу, которое уже не обращало на Кристину никакого внимания.
– А кто едет-то ещё? – спросил Дима.
– Я, Юля, Стас, Саша, Лёша, – ответила Настя.
– И ещё мальчик с международных отношений, – вставила Юля.
Настя цыкнула.
– Ой, Юля, ты, наверное, вспомнила про него, потому что влюбилась.
– Нет, Настя, нет! Ты врёшь!
Настя говорила быстро, вскачь, как будто заранее репетировала каждую фразу и, когда подворачивался случай, старалась как можно скорее избавиться от необходимости произносить фразу в дальнейшем.
– А мне можно с вами поехать? – спросила Кристина.
– Ну да! – ответила Юля. – Поехали!
– Тогда пойдёмте, а то ребята ждут, – сказала Настя.
Кристина накинула рюкзак на плечо. Про себя произнесла её фамилию. Ти-ши-на. Ударение на первом слоге. И всё равно она ничего не знает про меня. И я всё равно не влюбилась.
«…раздался лай, потом крик»
Парни смеются, травят байки. Наверное, мне стоит присоединиться к ним…
Девушки сидят поодаль, растирают ноги. Они напоминают актрис, которые, выложившись на сцене, разминаются за кулисами, успевая поныть и пожаловаться на свой тяжёлый труд. И правда – весь день пропорхать на каблуках – задача не из простых.
Я подошёл к девушкам. Пиво уже порядком затуманило мне мозги.
Настя с Юлей обсуждали, чем американское отделение лучше, что ЮФО, а третья, Кристина, не участвуя в диалоге, смотрела в сторону реки, иногда прикладываясь к бутылке. Глотки получались у неё мелкими, аккуратными, как прописи у первоклассника. Соглашусь, странное сравнение, но фиг с ним. Юля как-то странно посмотрела меня. Будто я ей чем-то не угодил.
Издалека раздался лай, потом крик. Я не разобрал клички собаки, но она явно не хотела возвращаться домой.
На выходе из универа она столкнулась с явлением довольно пугающим и необъяснимым: весь Кировский район заволокло туманом болезненно жёлтого цвета; многоэтажки, и до этого будто не имеющие под собой опоры, в пыльной и душной мгле выглядели парящими в невесомости скалами; город погрузился в апокалиптическую бездну, но все понимали, что это всего лишь климатический каприз, погодная свистопляска, лихорадка на исходе пылающего лета, и конец света – это лишь жанр живописи, случайно нашедший подобное воплощение, которое, очевидно, никак не резонировало с тем, что чувствовала сейчас Кристина. Нужно быть наивным простачком, чтобы полагать изобразительную корреляцию между внутренним самочувствием и внешними обстоятельствами. В Волгограде это невозможно. Это помешанный город, город-шизоид, променявший реальность на грёзы – только они гарантируют противостояние степному пространству. Из фантазий состоят атомы. Частицы, размер которых стремится к бесконечно малому. Возможно, степень реальности зависит от глубины взгляда, но сейчас в это верилось слабо. Кристина спустилась по лестнице. Закурила. Говорили, правда, что здесь нельзя курить, но, оглядевшись, девушка пришла к мысли, что мало кто будет следить в данный момент за курильщиками. К тому же, нечего за ними следить. Их действия необходимо подрывать. И так много дыма. Весь город в полупрозрачной желтоватой гари, будто всё индустриальное человечество сконцентрировало свой потенциал в Волгограде, и все воздухоотводы сплавились в единую гигантскую трубу, откуда и повалил заполнивший обозримое пространство дым.
