— Вы читаете старинные книги.
— Не обычные книги. Некоторые из этих текстов не читали более тысячи лет. Они написаны на языках, которых больше не существует. Иногда на таких языках, которые никто даже не узнаёт. Это моя специализация.
Он со счастливым видом смотрит на меня. Это ли не проявление греха гордыни?
— Как, чёрт возьми, тебе это удаётся?
— У меня дар к языкам.
Травен замечает, что я смотрю на книгу у него на столе, делает вид, что кладёт ручку обратно в держатель, и закрывает книгу, стараясь, чтобы это движение выглядело естественным. На обложке вырезан какой-то символ, и она забрызгана ржаво-красными пятнами, напоминающими кровь. Травен берёт другую книгу и кладёт поверх забрызганной.
Я сажусь на стоящий у стены деревянный стул с прямой спинкой. Самая неудобная вещь, на которой я когда-либо сидел. Теперь я знаю, что чувствовал Иисус. У меня начинает неметь задница. Травен садится в своё рабочее кресло и сцепляет свои большие руки.
Он старается не смотреть на то, как мы втроём вторгаемся в его святая святых. Его сердце бешено стучит. Ему интересно, во что он ввязался. Но мы сейчас здесь, а ему больше не нужно бежать ни в церковь, ни куда-нибудь ещё. Он отпускает эмоции, и его сердцебиение успокаивается.
— Ты до этого сказал: «Когда я вернулся в этот мир». Ты действительно тот самый? Человек, который попал в ад и вернулся обратно? Тот, кто смог спасти жизнь Сатане, когда тот пришёл сюда?
— Бог платил жалование тебе. Люцифер платил мне. Назовём это преданность бренду.
— Ты нефилим. Я не знал, что кто-то из вас остался.
— Я номер один в списке Господа топ-сорок Мерзостей. И насколько мне известно, я здесь единственный.
— Должно быть, тебе очень одиноко.
— Это не похоже на одиночество у Роя Орбисона[55]. Больше похоже на то, что никто не пришёл ко мне на день рождения, и теперь я застрял со всеми этими чипсами и соусом.
Травен смотрит на Видока.
— Если он нефилим, то вы, должно быть, тот алхимик.
— Се муа[56].
— Это правда, что вам двести лет?
— В ваших устах я кажусь таким старым. Мне всего лишь чуть больше ста пятидесяти.
— Не думаю, что хотел бы жить так долго.
— Это говорит о том, что вы в здравом уме.
Травен кивает на Кэнди.
— О вас, юная леди, я не слышал.
Она смотрит на него и лучезарно улыбается.
— Я монстр. Но не такой, как раньше.
— Не обращайте на неё внимания, — говорю я ему. — Она просто красуется и практически больше не ест людей.
Травен смотрит на меня, не уверенный, что я шучу.