После бани девушкам выдали новое белье и платье, а утром в новеньком платье, чистых, их выстроили перед бараком перед «покупателями», некоторые их которых опять же как скот подвергали их новым унижениям – ощупывали грудь или заглядывали в рот, осматривая зубы.
Согласно государственным инструкциям властей Германии, «все рабочие должны получать такую пищу и такое жилье и подвергаться такому обращению, которые бы давали возможность эксплуатировать их в самой большей степени при самых минимальных затратах».
Марии повезло в первый же день. Ее не отправили на тяжелые работы на завод или на ферму, а в качестве домашней прислуги девушку взяла молодая красивая немка. Знала бы она, как это «везение» скажется на ее дальнейшей жизни! А фрау приглянулась тоненькая девушка с нежным румянцем, как считалось, признак здорового организма, и густыми русыми волосами. Муж молодой фрау воевал на восточном фронте – фронтовым врачом, а сама молодая хозяйка была белошвейкой – шила на заказ нижнее белье.
В обязанности Марии входила вся грязная работа по дому, и иногда фрау брала ее с собой в магазин или на рынок. В первые дни молодая хозяйка обращалась к работнице не иначе как «ты -русская свинья». Мария это выражение узнала в первые же дни немецкой оккупации, поэтому хладнокровно восприняла свое «новое имя», не испытывая к фрау ни злости, ни враждебности.
Однажды, вытирая пыль с многочисленных фарфоровых пастушек и пастушков, Мария украдкой подглядывала, как фрау шьет корсет и так ее заворожила искусная работа в руках той, что она не заметила пристальный взгляд немки, обращенный на себя:
– Красиво? – почему то по-французски спросила фрау Марию, указывая на корсет.
– Очень, – робко ответила ей девушка также по-французски.
У немки от удивления округлились глаза.
– Ты говоришь по-французски? – спросила она, а в глазах читалось: «Как? Эта русская свинья знает европейский язык?».
– Да, – тихо промолвила девушка, опустив глаза в подол выцветшего платьица, и теребя грязную тряпку.
Потом вдруг дерзко посмотрела на мадам, как она ее называла про себя немку, и громко опять же по-французски сказала:
– А еще я играю на пианино, вышиваю гладью по батисту, умею шить и вяжу кружевные салфетки. И всему этому научила меня мама, – и крупные слезы потекли по ее нежным щекам.
– Ладно, ладно, – в замешательстве ответила немка.– А как тебя зовут? – и услышав ответ, сказала:
– Хорошо, Мари. Обращайся ко мне фрау Анна.
