ПОДГУЗЛО. Любовь Васильна, мне партитуру надо кое-кому передать. Дело безотлагательной важности. Я мигом. (Выскальзывает в дверь.)
КОРОБОВ. Врёт как дышит. У него селезёнка болит, думает, мы тут всё выпьем, а он к финалу объявится… Пить не хочет зараза.
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Ради уважения рюмочку надо пропустить. Хотя бы одну.
КОРОБОВ. Вот и проследишь. Щас я пойду руки помою. И кофту переодену, а то эту уляпаю…
Коробов выходит, а Любовь Васильевна с тихим азартом опытного официанта расставляет блюда на столе и что-то напевает.
Дверь неслышно отворяется и появляется директор филармонии: невысокий крепкий мужичонка в светлом костюме с лопатообразным галстуком в горошек и с картофелеобразным красным носом на лице. Волосы жёсткие и седые, как проволока. Брови густые и расчёсанные немного вверх. Лапы большие и крепкие как у работяги. На первый взгляд он больше похож на конферансье из самодеятельности, чем на директора филармонии.
Он подходит сзади к Любовь Васильне и хватает её за округлые бёдра. Она наигранно вздрагивает и медленно поворачивает голову.
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Азап Калиныч, у меня от такой внезапности может сердце остановиться.
ШУМЯКИН. У тебя мотор, а не сердце… Что: сердечко трепещет, когда я рядом? (Прижимает её к себе.)
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Азап Калиныч, у всех сердечко трепещет, когда вы рядом.
ШУМЯКИН(о чём-то своём). Если бы – клопы рояльные… (Рассматривая пакеты на столе.) Кто поздравлять приходил?
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Коробов и Подгузло. Остальные ещё не успели.
ШУМЯКИН. Остальные думают, директору дали большого пенделя – накось-выкусь! (Делает неприличный жест рукой. Его внезапно прорывает.) Не дождётесь, морды протокольные! Я всех вас в узел скручу!..
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Азап Калиныч, миленький, всё уже позади. Давайте коньячку выпьем. За победу на фронте искусства.
Любовь Васильевна открывает коньяк и разливает его по рюмкам.
ШУМЯКИН. Люба, ты не представляешь, что эти мудососы натворили!.. (Достаёт из-за пазухи письмо и со всего размаху кладёт на стол.) Вот! Полюбуйся!..
Любовь Васильевна всё в таком же замедленном темпе протягивает рюмку Шумякину, не обращая внимания на бумагу.
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Азап Калиныч, вы не передумали насчёт кругосветного круиза? На два месяца.
ШУМЯКИН. Люба, какие круизы! Проснись! После такого письма меня должны были в наручниках зафутболить прямо в камеру! Ты хоть прочитай, чё там написано.
Любовь Васильевна наконец-то берёт бумагу и начинает читать с самого верху.
