Сам не знаю, за что я люблю тебя, ночь, –
Так люблю, что страдая любуюсь тобой!
Сам не знаю, за что я люблю тебя, ночь —
Оттого, может быть, что далек мой покой!..
Здесь примечательно словосочетание страдая любуюсь – оксюморон, благодаря которому поэт оживляет семантические связи стиха, придавая глубинный подтекст стихотворению.
«Песня цыганки» не эксплуатирует «цыганщину» (вульгарную сентиментальность). Романс отличается глубиной, задушевностью и целомудрием чувства. Не трагизм, а только тихая грусть в расставании цыганки с милым другом: «На прощанье шаль с каймою / Ты на мне узлом стяни: / Как концы ее, с тобою / Мы сходились в эти дни.»
В стихотворении «Затворница» теплом семейного уюта веет от окна, за которым «в тени мелькает русая головка»; от старого дома «в одной знакомой улице» с «чудо‑девушкой» в нем. Простодушный текст Полонского вдохновил И. А. Бунина, который, тоскуя в эмиграции о родине, писал рассказ, названный по первой строчке – «В одной знакомой улице».
Ночь, сумерки, сны и мечтания – частые темы Полонского. Поэт особенно приметлив к смутному сиянию луны, к мягким полутонам:
За горами, лесами, в дыму облаков
Светит пасмурный призрак луны,
Вой протяжный голодных волков
Раздается в тумане дремучих лесов —
Мне мерещатся странные сны.
(«Зимний путь»)
Или:
Посмотри – какая мгла
В глубине долин легла!
Под ее прозрачной дымкой
В сонном сумраке ракит
Тускло озеро блестит.
Бледный месяц невидимкой,
В тесном сонме сизых туч,
Без приюта в небе ходит
И, сквозя, на все наводит
Фосфорический свой луч.
(«Посмотри – какая мгла…»)
***
Полонский обладал чуткой и светлой душой, оптимистически настроенной, верившей в то, что «нет конца стремленью, есть конец страданью». С редкой остротой он ощущал, слышал, видел.
Что звенит там вдали – и звенит и зовет?
И зачем там в степи пыль столбами встает?
И зачем та река широко разлилась?
Оттого ль разлилась, что весна началась?
И откуда, откуда тот ветер летит,
Что, стряхая росу, по цветам шелестит,
Дышит запахом лип и, концами ветвей
Помавая, влечет в сумрак влажных аллей?
Откуда, зачем, отчего? Поэт не знает ответа, но что-то шелестит, звенит, зовет, влечет, и он слышит шелест, звон, зов; ему открыты родники жизни: все чувствуемое, зримое и слышимое. Смысл жизни остается неразгаданным, и только грустно-красивые стихи передают нам томление поэта при виде красавицы, встреченной в провинциальной глуши. Обыкновенная, ничем не примечательная встреча, но она предстает полной тайны и красоты, потому что в ней открывается далекая перспектива.
