Также из коллекции Кроза в Эрмитаж попали две головки, условно названные «светлой» и «темной» (LaDonnabionda и LaDonnabruna). Возможно, это некие подготовительные штудии для одной из французских или итальянских работ. Темноволосая головка повернута почти в профиль, выражение личика слегка капризно и надменно. Светловолосая девушка кокетлива и любезна, она демонстрирует более легкий и приятный нрав. Близка этим произведениям женская головка из частного собрания, где подобная героиня показана с возведенными ввысь глазами и, видимо, призвана выражать молитвенное настроение.
Иными словами, Розальба весьма основательно пополнила коллекцию своего друга. Отношения художницы с таким заказчиком, как Кроза, были чрезвычайно удачными и длились много лет после возвращения пастелистки на родину.
Итак, пребывание Розальбы в Париже закончилось. Художница уехала в начале 1721 года. В мартовском номере MercureGalant была помещена по этому поводу небольшая заметка. Вот она: «Госпожа Розальба, пастелями которой, выполненными во время пребывания ее во Франции, все так восхищались, уехала 15 числа в Рим вместе с мужем своей сестры г-ном Пеллегрини, который расписал Большую галерею в Банке. Эта художница была принята в Академию художеств, куда она должна будет прислать из Италии свое наиболее значительное произведение»93. Действительно Розальба уезжала вместе с Пеллегрини, который работал в Париже по заказу Лоу. Тот, разорившись, был вынужден бежать из страны, и потому художник не получил причитавшегося ему вознаграждения. Ехали они, правда, не в Рим, а в Венецию, на родину, куда особенно стремилась мать Розальбы – Альба-Анджела. Вот что об этом пишет сам Сенсье: «Затем она (Розальба – Е.А.) направилась со своей семьей в Италию, через Тироль. Она приехала в Венецию в первые дни мая и написала оттуда 10 числа этого месяца Пьеру Кроза, что она сама и все ее семейство проделали весьма приятное путешествие и что теперь они все вместе находятся у себя на родине»94.
Год в Париже может считаться апофеозом итальянской художницы. Такого триумфа она больше не испытает, хотя всегда будет пользоваться уважением коллег и расположением заказчиков. Венеция была чрезвычайно любимым европейцами городом и очень привлекательным местом для путешественников, однако ей далеко было до парижских столпотворений, его балов, выставок, его интернациональности, ибо в столице Франции были готовы принять любого талантливого иностранца. В Венеции Розальба вела жизнь более тихую, меньше выезжала и почти перестала вести дневник. Заметим, что парижские знакомые портретистки долго вспоминали ее, хотя Париж и был известен своим непостоянством и умением легко увлекаться то одним гением, то другим. Розальба была не только любима своими современниками, но смогла и оказать влияние на мастеров младшего поколения, в частности на Мориса Кантена де Латура, которому на момент пребывания Розальбы в Париже было пятнадцать лет. Предоставим слово Ю.К. Золотову, так охарактеризовавшему это влияние: «Искусство Розальбы, несомненно, поразило французов своей новизной. О ней много говорили. Ее влияние на Латура заметнее, чем иные. Молодой художник делал копии с произведений итальянки (две копии есть в музее Сен-Кантена). Его приемы напоминают манеру Розальбы: светлая красочная гамма, свобода и нежность мазка. Сопоставляя Латура и Розальбу, французские критики подчеркивали и разницу между ними. Мариэтт говорил о французском пастелисте: “Он никогда не достигал той свежести и той легкости мазка”, которые были у Розальбы, “но он более точен, чем она; он лучше рисует и – что не свойственно итальянке – он почти никогда не пренебрегал сходством”. Главное же в том, что живость и острота восприятия, отличавшие искусство Розальбы, должны были больше импонировать Латуру, чем солидная основательность и тяжеловесность работы Вивьена»
