Илимская Атлантида. Собрание сочинений | страница 5



В своем всеобъемлющем детском восторге перед красотой бытия он еще не осознавал переживания чувственной любви. В душе подростка неодолимая тяга к матери была первым ростком этого благодатного чувства. Он учился у нее, как держать себя в присутствии старших, как надо вежливо всем отвечать, как сдерживать недобрые эмоции, хотя иногда так хотелось крикнуть огорчительные слова в лицо обидчику, чтобы они задели его за живое, унизили, причинили душевную боль. Улица всегда имеет влияние на детскую психику, улица – это своего рода школа жизни, где происходит первое узнавание и хорошего, и плохого. Конечно, встречи с ребятами оставляли след. След не всегда благой.

Обожженный злом, Мишка всегда залечивал раны рядом с мамой, она находила слова, которые утишали душевную боль, успокаивали маленькое взбунтовавшееся сердечко сына, ослабляли удушливые страсти. Дом был местом, куда всегда хотелось прийти, прибежать, где можно было укрыться от всех невзгод. Там, даже в суровые дни, витало тепло неизбывной любви, согревающее, излечивающее, возрождающее. Мишка много разговаривал с матерью, обычно это было по вечерам, когда они гасили керосиновую лампу и под свет луны вели долгие разговоры о жизни. Он даже не задумывался о том, как может неграмотная женщина знать так много. Эти ее знания были той глубинной, передающейся из поколение в поколение исконной мудростью-любовью, которая была необходима Мишке, чтобы озарить мир внутренний – мир своей взрастающей души, и полюбить мир внешний – свою деревню, окрестные просторы и то, что за ними, то прекрасное, не имеющее названия, непостижимое, что пока не разглядеть, но чего так ждет душа. И что уже грядет.

Рассказы матери были образны, пронзительны, слова ярки, мысли убедительны в своей вековечной народной праведности. У нее был дар рассказчицы или, как сказали бы в старину, – сказительницы. Если шел разговор о людях, мальчишка по едва уловимым приметам в материнском рассказе узнавал их, если говорили о местности, матери хватало нескольких образов, и оживали Тушама или Россоха. Мишка не удивлялся этому, для него и не могло быть иначе. Слова матери были для подростка открытием мира, в котором ему предстояло жить, без них окружающая жизнь, казалось, меркла, теряла свою правду. Он постоянно испытывал радость узнавания, нет, не удивление, а именно – радость. Это благодатное чувство озаряло всю его дальнейшую жизнь.

Конечно, Мишка понимал, что сестры приехали не зря. Если бы мама могла вырваться из когтей смертельной болезни, вряд ли бы они оставили своих мужей и бросили неотложные дела. Как сказала соседка, – приехали, чтоб проводить мать в последний путь по-людски.