Утром теща смотрела волком и шипела: «кобель ненасытный». Людмилка вилась вокруг него машерочкой, у неё ярко блестели счастливые глаза. Дочка уныло черпала кашу ложкой, пила сладкое до приторности какао и канючила, как не хочется идти в школу. На завтрак Людмилка подавала подгоревшую кашу, то пересоленную, то переслаженную, но он не замечал, рубал, пил чай и когда за окном сигналил напарник, торопливо выскакивал из дома, с трудом отрываясь от полных рук сожительницы.
Любовь закончилось в один прекрасный день, когда Людмилка неожиданно брякнула: «выметайся от меня». Он удивился, ведь не давал никакого повода, но, увидев торжествующе-победоносный взгляд тещи, все понял. Андрей никогда он не опускался до скандалов с женщинами. Если на него кто-то «наезжал», просто и без затей сильно бил в морду, однако с детства усвоил, что женщин трогать нельзя. Поэтому вздохнул и как можно спокойнее сказал:
– Хорошо. Уйду, когда найду другую квартиру.
– Нет, убирайся немедленно, иначе полициянтов вызовем! – на два голоса, заверещали Людмилка и теща. – Сейчас себе синяков наставим, халаты порвем, и тебя точно упекут в каталажку. Убирайся, а то хуже будет.
Он сплюнул от огорчения. Почему его мать всегда была права? Как просила, чтобы он не сходился с Людмилкой. Со слезами упрашивала, чтобы вернулся к бывшей жене. Подумаешь, разок гульнула, так не порвали, как грелку, ну еще поблудила чуток, зато такая справная. Ведь сам не ангел, не пропускал мимо ни одну юбку. Он поругался с матерью. Никогда не вернется! Его слово – кремень. Хлопнул дверью и сошелся с Людмилкой. Теперь надо уходить от этой суки. Чего ей не хватало? Ведь была с голой задницей, даром, что работала в отделе образования. Сколько одежды ей и дочке купил, одних сапог четыре пары. Еще колечко с брюликом. Хорошо, что алкаши подогнали колечко с ценником из магазина за полцены. Есть еще добрые души. Теперь и эта надежда устроить семью пошла прахом. Он еще ремонт в доме собирался делать. Отшкурил от старой краски оконные рамы, купил краски, белил, обои. Эх, да гори оно всё ясным пламенем. Только жалко денег, сколько в них вбухал, и опять все прахом.
Теща и сучка Людмилка продолжали мелькать перед глазами и нудно зудеть: «выметайся, выметайся». Он сплюнул и тяжело уронил:
– Через неделю точно съеду. Найду другую хатку и адью!
– Ты у нас, что ль будешь жить? – подпрыгнула Симпета и стала крутить ему дули. – Не выйдет, сучонок, не выйдет, Сначала Людмилочку, кобель ненасытный затрахал, теперь на внучку стал засматриваться? Посажу, так и знай, как посажу!
