В тот миг Джош был подобен разжавшейся пружине. Одним рывком поднявшись на ноги, вложив всего себя в молниеносный выпад, рыжий попытался заехать Дзиро по носу. Будь тот менее расторопным, итогом стал бы перелом переносицы. Но годы бойцовской практики давали себя знать – даже этот просчитанный удар не смог достать Дзиро.
Уклонившись ровно настолько, чтобы пропустить летящий прямо в лицо кулак, Нэкомата рассмеялся:
– Всё-таки хочешь драться? Ты сам развязал мне руки, слабак!
– Это кто здесь слабак? – разъярился Джош. – Я, девка, с тобой только начал!
– И этот туда же! – ухмыльнулся Дзиро.
Астеническое телосложение и смазливое лицо Нэкоматы часто становились мишенями для насмешек. Настолько часто, что порядком достали Дзиро. В такие моменты верным признаком его гнева была расползавшаяся по лицу улыбка Чеширского кота. Вряд ли Джош понимал её значение. Иначе он был бы более осторожным.
Еще мгновение назад перед главарем чавов стоял оскалившийся противник, а теперь – пустота.
– Может… ты меня хочешь? – обдало затылок Джоша горячее дыхание Нэкоматы.
Ошеломленный внезапным появлением врага у себя за спиной рыжий судорожно сглотнул.
– Хочешь? – вновь переспросил Дзиро. – Получай!
Едва уловимое движение сверху вниз – и куртка на спине Джоша оказалась разодрана в клочья. Оголенная, беззащитная перед чужими взглядами кожа залилась кровью, а в горле застрял крик, которому так и не суждено было родиться. Выгнувшись дугой, рыжий безмолвно осел в ногах Дзиро.
– Да ты, никак, молчун? – отступив назад на несколько шагов, удивился тот. – Не ожидал! Конечно, это достойно уважения, но… Как, прости, понять, что с тебя хватит? Разве крик не показатель боли? Что скажешь?
– Пошел ты! – прохрипел Джош.
– Так и знал, что не выйдет у нас разговора! – притворно огорчился Дзиро. – Но раз у тебя нашлись силенки огрызаться, то и на всё остальное найдутся.
Глаза Таира застилал багровый туман, но даже сквозь него можно было различить, как Джоша трясет от ярости. И эта ярость делала рыжего очень опасным! Сильнее боли, что терзала сейчас его окровавленную спину, сильнее жалящих самолюбие насмешек, жгла только ненависть. Ненависть к чужаку, посмевшему устанавливать на его – белого человека! – земле свои порядки. Этого вожак стерпеть не мог.
– Сейчас ты у меня получишь! – прорычал Джош, вставая.
– Как скажешь, – кивнул Дзиро, а затем, окинув оценивающим взглядом его окровавленную кровью спину, заметил. – Эти царапины хорошо тебя раззадорили, не так ли?
