Идя дальше, Хартблид сравнивал увиденное с тем, что помнил скелет об этих местах. Сердце, почему-то сжалось. Это чувство было необъяснимым, навроде грусти, оно сильно отличалось от практичного сожаления о том, что столь хорошие дома находятся в запустении. Он хотел бы чтобы вдоль дороги снова были покрашенные в белый цвет заборчики, за которыми над аккуратными цветущими клумбами вьются трудолюбивые пчёлы. У коновязи, фыркая, хрустел овсом взнузданный конь. Собака, дремлющая на крыльце таверны, чьи окна подсвечены изнутри тёплым, желтым светом. Пересвист птиц на яблоне, где протяни руку — и в неё упадёт румяный плод. Или на голову, если присесть в тенёчке. На натянутых веревках ветер колышет свежевыстиранную одежду. В огороде между рядами крупных кочанов, обрамлённых мясистыми листьями, скачут кролики, за которыми с палкой в руке гоняется тип в белом подгузнике. Скрипучая тачка, груженная солнечно-желтой репой и красно-оранжевой морковью.
Это — цвета и гомон царства жизни. Было. Сейчас здесь — царство смерти, тишины и серых красок.
И это навевало грусть. Хартблид почувствовал, что так не должно быть, что он, с детства принадлежащий Склепу — всей душой тянется туда, где всё такое яркое, вкусное, красивое, суетливое…
Алхимическая лаборатория. Двухэтажное здание, первый — из камня. Второй, когда-то, был из дерева, теперь от него практически ничего не осталось, лишь обгоревшие балки. Наверное не было смысла заходить внутрь, но Хартблид зашел. Не было мягкого света из окон, набранных из разноцветного стекла, не было солненчых зайчиков на полированном дереве прилавка — как и самого прилавка. Похоже, всё что можно было даво уже разломали и вынесли, а любой запах, остававшийся с тех времен, когда в Нубятнике царила жизнь — был вымыт, выветрен разрушительным дыханием времени. Пахло лишь тленом. Прочесав засыпанное толстым слоем грязи помещение, где некогда на полках стояли ряды манящих взгляд разноцветных бутылочек, а теперь лишь осколки стекла поблескивали в чёрной грязи, Хартблид обнаружил люк. Возможно когда-то это был секретный спуск вниз, приводимый в действие каким-нибудь хитрым образом, но теперь люк — единственное относительно целое квадратное пятно, ощутившееся под ногами твердым, в отличие от мягкой пыли прогнивших половиц вокруг.
Приказ — и два скелета открывают проход. Люк недолго сопротивлялся, удерживаемый, повидимому каким-то механизмом, но время его подточило. Скрежет, натужный скрип — и перед мальчиком открылся ход вниз. Каменные ступени, на которые уже давно не ступала нога живущего.
