– Ну, самое главное, что теперь вы знаете, – сказала я, сочувствуя и радуясь одновременно за него.
– Да… Знаешь, у меня будто… Я не могу сказать… Словно другим стал человеком. Она на нее похожа, на Вальку. А вот взгляд – мой. И характер, похоже, тоже мой. Шустрая.
– Я рада за вас, – искренне сказала я.
– Да, а я-то как рад. Как дурак, месяц ходил, лыбился. Братва думала, на что-то серьезное подсел… А потом она, Валька, то есть, ее к себе забрала. Су… Кхм… Она уехала туда к мужику, немца нашла какого-то. И Ленку мою… Тоже. Я только и успел, что несколько раз поговорить…
– Ну… Германия всего в паре часов перелета, – утешила я, – это не страшно.
– Да Валька не хочет, чтоб мы виделись… Она же… Ну ладно. Это все решаемо, ты права. Просто я сегодня провожал ее, Ленку мою… И она сказала, что… Скучать будет…
После этого голос у него ощутимо дрогнул, сигарета выпала из пальцев.
Я изо всех сил порадовалась за неизвестную маленькую Лену, которую он, похоже, очень сильно любит. Он, наверно, был бы хорошим отцом, несмотря на определенные… Сложности.
Я бы, наверно, хотела, чтоб у моих детей был такой отец.
И вот после этой мысли я и разрыдалась.
Как-то очень остро накрыло ощущение непоправимости ситуации, окончательности. Потери. Странно, я же, на самом деле, и не задумывалась раньше о возможности стать матерью. Просто это где-то всегда было. Незримо. А вот теперь… И не было.
Я рыдала, самозабвенно и взахлеб, а незнакомый мне мужчина обнимал меня, гладил, что-то бурчал в макушку успокаивающее.
И мне было неожиданно хорошо в его грубых руках. От него приятно пахло, смесью спиртного и чего-то горьковатого, и этот аромат одновременно успокаивал и будоражил.
Это было настолько правильно в тот момент. Настолько логично.
И то, что он меня поцеловал потом, тоже было логично. И то, что мы, не размыкая рук и непрестанно целуясь, поднялись ко мне и провели остаток этой пьяной ночи откровений еще более откровенно, было во сто крат логичней.
И правильней.
И утром у меня, на удивление, не было похмелья.
Ничего не было.
А мужичина, странный, непростой, но в чем-то очень честный и открытый, был. И мне совсем не хотелось, чтоб он уходил.
Он и не ушел.
Так и остался со мной, утешая, успокаивая, называя лисичкой, маленькой и рыжей.
Откуда он взял это определение, учитывая мой природный каштановый цвет волос, было непонятно.
Он не пояснял.
А через двое суток, проведенных вместе, практически в обнимку, отвез в аэропорт. У меня был рейс.
