– Я ненавижу, когда лезут не в свое дело. Считаю, что если существо сует свой нос куда-то, то должен быть готовым помочь хоть чем-то. Но постоянно, постоянно, – сжав зубы, грин начал отыгрываться на глине, сминая уже почти получившийся овал, – они отнимают ценное время из-за простого любопытства, а не из-за переживаний! Как я его ненавижу! Он просто спросил! Просто! И посмел бросить в трудную минуту!!
Одди встал по струнке, стоило только Маре начать дебош. Хотелось бы ему спросить, о ком ведется речь, но побоялся.
– Ладно… – успокоился Мара и принялся возвращать нужную форму. – Это же в прошлом, да? Не отвечай… Еще знай, что я не люблю, когда кто-то плачет… Обычно, я… не специально злюсь на что-то… Очень часто в такие моменты существа обращают внимание только на мою выразительность, но никак не на суть того, что я говорю в моменты злости. Поэтому, ты лучше бери во внимание не то, как я говорю, а то, что именно я тебе говорю. И, нужно привыкнуть к моей саркастичной натуре, раз уж нам сказали часто находиться вместе.
– Что… такое сарказм?.. – выронил Одди, переступив боязнь спросить.
Мара, завершив ровную форму, налегке ответил:
– Это то, на что ты не должен обижаться.
– Я думаю, это слишком размытое объяснение.
– Да-а-а… Так и есть. Просто, постарайся не обращать внимание на то, что я пытаюсь как-то тебя задеть. Это… выходит непроизвольно… – немного взяв паузу из-за смущения, и чуть обдумав свою другую мысль, Мара поделился ею: – Я постараюсь в твою сторону грубить поменьше… Но я не обещаю. И, – тут же грин снова стал прежним ворчуном: – это не значит, что раз поплакал, то тебе все можно, стоит лишь слезинку пустить! Понял?
– Да. – Одди наконец-то улыбнулся. Ему думалось, что объяснения Мары являлись извинениями. И их было вполне достаточно.
Мара шаг за шагом показывал Одди, как из овала вытягивать и сразу вылепливать задние и передние лапки будущей глиняной корзе; ее ушки; хвост; сумчатый животик. Затем принялись за детали: шерсть, маленькие коготки, мордочку. Не везде и не всегда у Оутэрнума получалось следовать за учителем. Ему приходилось неудачные дубли заминать в основную массу и снова делать овал, а потом проделывать остальные шаги. Пару раз Мара горячился, но для Одди его крики уже были не так страшны, хоть все еще непривычны.
Они вдвоем ушли с головой в лепку настолько, что пропустили ужин. И только когда живот Одди заурчал, Мара отпустил мальчика, вручив ему незаконченную заготовку корзы домой со словами, чтобы тот возвращался обратно тогда, когда полностью ее сделает или, когда понадобится помощь.
