– Погоди, постой! – воскликнула кикиморка и замолчала.
Такое необыкновенное чувство разлилось в душе или что там у неё внутри находилось: кто-то решил о ней позаботиться, принял участие в её горькой судьбинушке, пусть дитя малое, но ой как приятно ей стало! Кикимора носом шмыгнула и глаза утёрла – так расчувствовалась.
– Вот, смотри! – запыхавшаяся Дарина прибежала с десятком яиц в подоле.
– Ты где взяла?
– У курей! У них яичек много!
– У родителей спросилась? – строго сдвинула почти невидимые бровки кикимора.
– Нет.
– Значит, украла? Красть – грех! – твёрдо сказала нечисть домовая.
– Я потом мамане скажу! Она не заругает! Пошли уже к деду! Побегли! – и девчонка побежала, стуча яйцами в подоле.
– Да погоди ты, егоза! Яйца-то все переколотишь! – кикиморка аккуратно сложила яички в лукошко поверх крыжовника. – Неси теперь!
Дед Белун жил один в большой избе недалеко от деревенского колодца. Был он старенький, но не немощный, и по дому, и по огороду работу делал сам, не жаловался. Никто не знал, была ли у него когда-то семья или он так и вековал свой век – бобылём. В деревне его любили, почитали и немного побаивались: уж больно много всего он знал! За любым советом можно было к нему обратиться: он и знахарем слыл, людей и скотину мог врачевать, и про приметы всё знал, про травы да деревья и всякую живность лесную и полевую многое ведал, и когда дело начинать, чтобы прибыль была, да обо всём и не упомнишь! А ещё дед был грамотен, детей читать и считать учил, говорил, что в грамоте – свет и что учёный водит, а неучёный следом ходит. За обучение ничего не брал, говорил, что это ему в радость, но деревенские по-всякому дедушку старались отблагодарить: кто снедь сготовит и принесёт, кто в дому и на огороде порядок наведёт, кто обновы ему справит, словом, не скупились. И у деда было диво дивное, невиданное – книги! Большие, старинные, толстые, с деревянными крышками, которые закрывали собой с двух сторон плотные жёлтые листы, сплошь разрисованные буквицами чёрными и красными. А ещё у него были свитки и деревянные и каменные дощечки, тоже испещрённые письменами. В общем, дед был чародейным и непостижимым. К нему-то Дарина и кикиморка и пошли совет спросить.
– Дедушка Белун! – вытягивая шею, крикнула девочка через ограду. – Ты дома?
– Дома, дома, где ж мне быть? – послышался старческий голос. – А это кто ко мне внаведался? Дарина? Ты, озорница?
– Я, дедушка!
– Ну, заходи, чего там стоишь, – абсолютно белый как лунь, высокий и крепкий, но немного согбенный годами старик выглянул из сарая. – Так ты не одна, вот оно что! Кто это с тобой? – серые глаза в оплётке добрых морщин прищурились от яркого солнца.
