– А разве даосизм – это не религия? – удивился я.
– Боже упаси! – Ван Хунцзюнь изобразил на лице шутливый ужас. – Не вздумай кому-нибудь такую глупость ляпнуть – поднимут на смех. Для нас никогда не существовало религии – мы всегда были натурфилософами. Вселенная для даоса изначально была миром бесконечных превращений в природе. Миром метаморфоз. Тебе это о чем-нибудь говорит?
– Нет, – покачал я головой. – Набор слов.
– Нестрашно, – сказал Учитель. – Просто тебе пока еще не присуще алхимическое сознание, у китайцев же оно было с самого начала. Рано или поздно ты все поймешь.
– Я надеюсь, – сдержанно ответил я, доливая себе чай. – А чем алхимическое сознание отличается от обычного?
– Алхимическому сознанию ясно как божий день, что Вселенная – это извечное взаимодействие двух начал: Неба и Земли. Небо (Ян) – это все, что в мире есть мужского рода, это вечное Оплодотворение. Земля (Инь) – все, что есть женского рода. Небо – это всегда Свет и Текучесть. Земля – непременно Тьма и Твердь. Свет бесконечно проистекает в Тьму и оплодотворяет Твердь. Так в мире рождаются все формы, и они без конца превращаются одна в другую. Конца попросту не существует. Так же как не существует начала. Есть лишь вселенская бесконечность – Дракон, кусающий себя за хвост.
– Ну а как же быть с тем фактом, что человек рождается и умирает? – возразил я. – Ведь совершенно очевидно, что есть точка начала и конца жизни.
– Вот этим алхимическое сознание и отличается от неалхимического, – спокойно сказал Ван Хунцзюнь, не глядя на меня и снова увлеченно катая по ладони нефритовые шары. – Ты говоришь с позиций логического развития всего сущего. Ни о каких случайных превращениях и отклонениях в этой цепи не может быть и речи: есть начало, есть конец – и точка. Это характерно для жесткого европейского мышления. А алхимическое сознание допускает все что угодно. Оно без конца экспериментирует, превращает уже имеющиеся в мире формы и идеи в нечто совершенно новое. Возможность бессмертия для него так же очевидна, как для европейского мышления неизбежность смерти.
– То есть вы хотите сказать, что человек может не умирать? – скептически воскликнул я. – Что даосы называют себя бессмертными в прямом смысле, а не метафорически?
– Именно так, – будничным тоном сказал Учитель. – Человек не умирает. Он превращается, переходит из одной формы бытия в другую. Так же как гусеница становится куколкой, а куколка – бабочкой. Бабочка не помнит, что она была куколкой. И человек не помнит, кем он был в прежней своей форме. Даже не догадывается, что кем-то был. И живет в вечном страхе ожидания смерти.
