— Кто приходил?
— С телефонной станции.
— А! — обрадовался большой мальчик. — Ты все-таки разговариваешь!
Чтобы он не перевозбудился от радости, я сразу же сообщила, что не являюсь няней, приходящей домработницей, любовницей мужа, подругой жены, я не врач, не соседка, не медсестра из поликлиники, не сторож, не охранник, я — никто.
— А кто же тогда их убил? — с удивлением спросил мальчик.
— Я не наемный убийца, — тут же добавляю в список предположений самое, оказывается, с его точки зрения, реальное. — Что с ногой?
— Нога скоро отвалится, — спокойно заявляет старшенький и уточняет:
— У меня с левой ногой всегда были проблемы. Я ее уже ломал в двенадцать лет вот тут, у щиколотки. А потом мне на тренировке повредили мизинец, врач сказал…
Я закрыла глаза, приготовившись выслушать подробности его детства, но мальчик замолчал, еще раз осмотрел меня и продолжил допрос:
— Если ты никто, то как сюда попала? Почему кормишь ребенка?
— Потому что молоко течет.
Мы некоторое время молчим и слушаем, как сосет маленький. Девочка спит, раскинувшись на кровати, старший заметил, что я смотрю на нее, и прикрыл ее голые ножки одеялом.
— А почему ты не спрашиваешь, кто я? — поинтересовался он после этого.
— Какая разница… Если хочешь, я могу и тебя покормить грудью.
Не хочет. Так не хочет, что даже покраснел.
— Как ты думаешь, через сколько времени при гангрене отвалится нога? — поинтересовался он, когда я покормила.
— Лучше сразу отрезать, не ждать. Раз уж тебе так не везет с левой ногой. Подвинься, я возьму девочку. Пусть и она поест.
— Ты что, с ума сошла?! Ей почти три года! Она уже давно ест нормальную еду!
Я смотрю на него и понимаю, что, действительно, если почти три года, то можно есть просто еду…
— Думаешь?..
— Не трогай Сюшку! — он отталкивает мою руку.
— Ладно. Если ты такой заботливый братишка, сделай ей поесть, а я поищу какую-нибудь одежду.
Он молча ковыляет вниз, и я слышу, как на кухне звякает посуда.
В детской комнате на отдельной полочке лежат вещи девочки. Бужу ее, дуя на веки. Одеваю. Веду в туалет. Она еще сонная, трет глаза, но покорно устраивается на маленьком детском унитазе.
Мы умываемся и спускаемся вниз, мальчика я несу, прижимая к себе правой рукой, а девочку веду левой. Для третьего ребенка нет руки, как хорошо, что он такой большой, может сам ходить. Пока нога не отвалилась…
В дверях кухни мы останавливаемся. Стол накрыт. На сковороде вспучился румяным солнцем самый настоящий омлет, на тарелке лежат гренки и куски курицы, в миксере сбивается что-то из молока. Девочка отпускает мою руку и залезает на высокий стульчик — вероятно, это ее предмет мебели.
