ФЕДОР. А что? Он такой же бездомный… Я с ним вечером и поговорю, и поплачусь, и на душе сразу легче. А если что плохое, Он предупредит, слушать только надо.
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ. Кого слушать?
ФЕДОР. Внутри себя надо слушать.
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ. Голоса, что ли?
ФЕДОР. Зачем голоса? Это сам чувствуешь.
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ. Ну, Федя, доктора тут уже бессильны. (Разводит руками.)
ФЕДОР (пожимает плечами). Я не претендую ни на что.
Сидят молча.
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ (смеется). Если бы мне вчера сказали, что буду справлять свой день рождения с бомжом и Богом, не поверил бы.
ФЕДОР. А что тут такого? За тебя-то пить будем?
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ. Будем. (Наливает в стаканы коньяк.) Только ты ешь, а то разные голоса в тебя полезут – и Бог не спасёт.
ФЕДОР. Ты рассказать хотел, за что пьём: за поминки или день рождения?
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ. А-а… Глупо всё получилось. Понимаешь, сегодня мне исполнилось сорок лет. Со-оро-ок! Полжизни уже прожил, решил отметить это событие. В ресторане банкетный зал заказал, гостей назвал – друзей, родственников. Все с цветами, подарками пришли. Я сижу во главе стола, среди цветов, слушаю речи в мою честь, пью, как полагается – за себя. Все вспоминают, как меня встретили, как по жизни вместе шли. И вдруг накатило что-то на меня, представил я, что лежу в гробу среди этих цветов, вроде умер, а гости пришли на мои похороны, и один за другим выступают, рассказывают обо мне. А я лежу в гробу и слушаю. Об именинниках, так же как и о покойниках, плохого не говорят.
Они выступают, а я мысленно речи подправляю. Кто-то говорит: « Володя, я знаю тебя давно…», а я: «…знал его давно…». « Володичка у нас прекрасный муж, семьянин…», а я «…был прекрасным мужем, семьянином…». И сходится-то все один к одному, только окончания меняй: знаю – знал, люблю – любила. Если вдуматься, всегда про одно и тоже говорят, что на похоронах, что на днях рождениях.
И вдруг понял я, что такое дни рождения – это маленькие репетиции к похоронам. Бывают большие юбилейные репетиции, как у меня нынче. И напала на меня тоска, такая тоска, что я взял и сбежал с собственных похорон. Вот так!
Молчат.
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ. Что притих?
ФЕДОР (серьезно). Ты тоже – философ.
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ (с иронией). Ещё какой!
ФЕДОР. Я бы до такого не додумался.
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ (поднимает стакан). Господи, за твоё творение! За меня!
ФЕДОР. За тебя!
Выпивают.
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ (обращается к Богу). Хотя, по правде сказать, лучше бы Ты меня не творил, Господи. Легче бы было и Тебе и мне.
