– Боже мой, все еще серьезнее, чем я думала. Похоже, мальчик, ты совсем втрескамшись, – и смеется!
– Ничего смешного во всем этом я не вижу.
– Да уж, совсем не смешно. Но, я продолжу, ладно? Так вот, я не хочу давать тебе ложной надежды. Более того, я совсем не уверена в том, что права, однако… Она говорит о тебе. И чаще, чем о ком либо. Для Юли нехарактерно. Она кроме своего Кирочки никого не замечает. Ясно тебе?
– Ясно.
– А если ясно, то прекрати переводить мой коньяк и иди отсюда! Тебя сейчас даже водкой не проймешь. Адреналин гуляет! А сама я чувствую себя предательницей, рассказывая о Юленьке.
– Спасибо, – Митька исключительным бараном сейчас таращился на Ирину, не понимая своего состояния.
То ли радость, то ли печаль, то ли… Назовем это надеждой, ладно? Вполне себе приятное чувство. Такое жизнеутверждающее.
– Было бы за что. Имей в виду, я за тобой слежу!
– Следите, Ирина Леонидовна. Мне скрывать нечего. Коньяк у вас хороший, но у меня лучше. Я буду рад видеть вас в «Ярославце». С меня угощение.
– Митя, дорогой, за что угощать-то? Я даже не уверена в том, что сказала. Пойми, она может упоминать о тебе чаще, только потому, что ты стал частью нашего дома, общества.
– Да не за это.
– А за что тогда? – мадам Шульц была заинтригована.
– За то, что пытались отговорить ее выходить замуж за Раевского, – Митя склонился, поцеловал руку гранд даме и вышел.
А Ирина долго еще смотрела ему вслед, думая о том, что мало кто из мужчин ей знакомых, благодарил не за слова приятные в свой адрес, не за поддержку его, как претендента, а за заботу о любимой женщине. Решив, что Митя такое же ископаемое, как и Юля, Ирина улыбнулась своему отражению в зеркале и искренне порадовалась, что мужик он настоящий, а не та фикция несуразная, что зовется мужем Юленьки.
Митька же, попав домой, в полной мере оценил слова гранд дамы об адреналине. Метало его, бедняжку, по квартире. Сидеть не мог, лежать не мог. Стоять тоже не было никакой возможности! А тут еще звонок в дверь. Вот кого принесло в полночь, а?
– Юля? – не ее приход поразил Митьку до глубины души, не глаза ее сияющие, не волосы, густыми волнами лежащие на плечах, а то, что она нервничала и то и дело посматривала на дверь своей квартиры.
Широкову и подумалось, что вся ситуация эта ужасна. Вот девушка стоит перед ним, чудесная, более того, любимая. Ему бы радоваться, что вспомнила о нем среди ночи и пришла пару слов сказать, а у него от злости кулаки сжались! Она боится, нервничает и почему? Да потому, что тайком от мужа пришла сюда сейчас. А для нее, Юльки, это ой как непросто. И неприятно. А Митьке меньше всего хотелось быть для нее неприятностью, и чтобы думала она о нем, как о чем-то неприличном. Как там Гойцман старший сказал? Легкий адюльтер?
