— Что это на тебе? — спрашивает он Сев, которая входит на кухню без футболки, в одном нижнем белье.
— Почему ты вся блестишь? Что это на тебе?
Она уставилась на свои руки.
— Я не знаю.
Это ее ответ на все вопросы. Протянув руку, касаюсь слизи на ней и тут же понимаю, что она сделала.
— Где бутылка? — Я стону. Вы знаете, сколько раз я вызывал токсикологическую службу для этого ребенка? Я удивлен, что органы детской опеки еще не постучали в мою дверь.
Через несколько минут Сев возвращается с вазелином. Я забираю его; слизь, покрывающая бутылку, теперь и на мне.
— Зачем ты намазала это на себя?
Она пожимает плечами.
— Я хочу быть шебутной.
Шебутной? Я смотрю на нее, потом на Кэмдин, которая кажется такой же сбитой с толку. Даже Морган не знает, что происходит. Он выпивает еще одну рюмку виски, как бы говоря, что не может пережить это на трезвую голову. Поверьте, я тоже не могу.
Но потом думаю о том, что она сказала. Шебутной.
— Что это значит? — Я жалею, что спросил об этом еще до того, как слова слетают с моего языка, потому что Сев продолжает плюхаться на пол и скользить по деревянным полам, как будто это водная дорожка для скольжения.
Морган смеется, поедая кусок хлеба, будто это самое смешное дерьмо, которое он когда-либо видел.
— Почему у тебя в доме так много вазелина?
— Заткнись. — Я даже не помню, почему он у меня есть. И вы смеетесь? Это потому что вы знаете, что я лгу, но неважно.
Следующие десять минут вытираю Сев, пока Кэмдин мучает Моргана расспросами о состоянии своей лошади, а Сев стоит и наблюдает за мной. Будучи настоящей любительницей лошадей, Кэмдин боится, что ее лошадь замерзнет насмерть во время снежной бури.
— Лошади не глупые, милая. Они не собираются сегодня вечером купаться в пруду.
— Я позволю себе не согласиться, — отмечаю я, вспоминая, какими упрямыми были все лошади, на которых я когда-либо ездил.
— Хорошо, не тогда, когда твой папа на лошади, в таких случаях они тупеют. — Он приближает свое лицо к Кэмдин и усмехается: — Он высасывает из них ум.
— Моя кожа раздражена, — говорит мне Сев, ёрзая, чтобы уйти, пока я швыряю бутылку вазелина в Моргана. — Перестань делать ему больно.
— Перестань лезть туда, куда не должна. — Выбрасываю в мусорное ведро горсть бумажных полотенец, покрытых слизью. — А теперь иди и ешь свой ужин.
В одной из моих футболок, которая ей как платье, и с сальными волосами Сев подползает к Моргану и Кэмдин. — Почему макаЛошки красные?
— Это соус. Просто ешь.
