И такой ужас казней не может научить непорочности! И среди народа, умирающего от чистого поражения, никто не думает о себе, что и он смертен! Повсюду суетятся, грабят, завладевают. Каждый так торопится грабить, как будто так и должно, как будто тот, кто не грабит, чувствует личную потерю и убыток! У разбойников есть хотя какая-нибудь скромность в злодеянии: они выбирают непроходимые трущобы и необитаемые пустыни, и там злодействуют так, что дело преступных прикрывается, по крайней мере, темнотою и ночью. А тут корыстолюбие свирепствует явно, и безопасное по самой дерзости своей выставляет публично, на открытом месте, оружия своей неудержимой жадности. Отсюда подделыватели фальшивых бумаг; отсюда отравители; отсюда убийцы внутри самого города, тем более готовые на преступление, что злодействуют безнаказанно. От виновного принимаются ложные обвинения, и не находится невинного, который бы отмстил. Нет никакого страха ни к обвинителю, ни к судье. Злые достигают безнаказанности оттого, что скромные молчат, свидетели боятся, имеющие судить подкупаются. Истина дела и на этот раз, по вдохновению и внушению Божественному, открыта пророком; он определенно и ясно объявляет, что Бог может отвратить несчастия, но что преступления согрешающих удерживают Его от оказания Своей помощи: «еда не может», – говорит он, – «рука Господня спасти? Или отягчил есть слух Свой, еже не услышати? Но греси ваши разлучают между вами и между Богом, и грех ради ваших отврати лице Свое от вас, еже не помиловати» (Ис. 59. 1-2). Итак, пусть приймутся в расчет грехи и преступления; пусть обсудятся раны совести: тогда каждый перестанет жаловаться на Бога или на нас, что Он заслужил то, что терпит.
Вот каково хоть бы и то самое, из-за чего у нас преимущественно речь с вами, – то, что вы нападаете на нас безвинно, в поношение Богу, преследуете и притесняете рабов Божиих? Мало того, что вы грязните свою жизнь разнообразием неистовых пороков, неправотою уголовных преступлений, присвоением себе добычи, запятнанных кровию; мало того, что истинная религия ниспровергается ложными суевериями, что вовсе не ищут и не боятся Бога: рабов Бога, преданных Его величию и имени, вы изнуряете еще несправедливыми преследованиями! Недовольно того, что сам ты не почитаешь Бога: ты святотатственными нападками преследуешь тех, которые почитают Его! Не почитаешь Бога и не позволяешь вовсе почитать; и тогда, как все, поклоняющиеся не только нелепым идолам и сделанным руками человеческими изваяниям, но и каким-то чудовищам и страшилищам, тебе нравятся, – не нравится тебе только один поклонник Бога. Дымятся повсюду в ваших храмах жертвенные алтари и костры для скота: только для Бога или нет никаких алтарей, или они скрыты. Крокодилы, обезьяны, камни, змеи обожаются вами; один Бог на земле или не почитается, или почитается не безнаказанно. Безвинных, праведных, любезных Богу – ты лишаешь дома, отнимаешь у них наследственное имущество, отягчаешь цепями, заключаешь в темницы, отдаешь на казнь зверям, мечу, огням и при этом ты недоволен, если страдания наши непродолжительны и казнь совершается просто и быстро: ты прибегаешь к томительным пыткам для измождения тела, увеличиваешь и без того многочисленные истязания для терзания внутренностей; твоя свирепость, твое зверство не довольствуются употребительными пытками – остроумная жестокость изобретает новые казни. Что же это за ненасытимое бешенство в истязаниях? Что за чрезмерная страсть в жестокости? Чего лучше? Избери для себя одно из двух: быть христианином – преступление или нет? Если преступление, то отчего не предаешь смерти того, кто сознается в этом? Если же не преступление – зачем преследуешь невинного? Меня следовало бы подвергнуть пытке, если бы я запирался. Если бы, опасаясь казни и думая обмануть тебя ложью, я утаил то, чем был прежде и что не почитал твоих богов: то тогда меня следовало бы подвергнуть пытке, тогда следовало бы вынудить силою страданий признание в преступлении. Так, при всякого рода допросах, виновных подвергают пытке, если они отказываются от преступления, в котором обвиняют их; подвергают для того, чтобы подлинность злодеяния, которая не подтверждается словесными показаниями, была вымучена страданиями тела. Но когда я сознаюсь добровольно и кричу, и неоднократно повторенными словами свидетельствую сам, что я христианин, – зачем тогда подвергаешь пыткам того, кто сознается и отвергает твоих богов не в темных и тайных местах, а открыто, публично, на самой площади, в слух судей и правителей? Хотя бы прежнее твое обвинение было маловажно; однако теперь то, что ты должен ненавидеть и наказать, возросло; потому что я называю себя христианином в торжественном месте, окруженный народом, и публичною проповедию привожу в замешательство вас и богов ваших. Зачем же ты обращаешься к слабости тела? Зачем воюешь с немощью земной плоти? Вступи в борьбу с крепостью духа; сокруши силу мнения; сломи веру; спором, если можешь, победи, – победи разум.
