Тут, конечно, бабка Едрищенка натурально села. Это ж куды! На восьмом десятке в опалу! Тут она и взвыла! – Сынки! – кричит, – ради господа Исуса и Аллаха отца, и сына его Мухамеда Али – Касиуса Клея! Окажите милость! Простите старую! Это все сатанинский алкоголь в грех ввел! Забирайте сколь есь! Ведра не будет, а банка, проклятая, первача – имеется! И вынула из-за образов ту банку.
Тогда милиция ей пальцем погрозила, в бумажки занесла. Мол, бабка Едрищенка морально отпетая старуха и прячет за религию домотканые пьяные зелья! Потом ту банку вылили во дворе на дрова. А бабку утешили такими словами:
– Ты, бабка Едрищенка, шибко не вой тут. А, напротив, радуйся уж. Теперь твои дрова на спирту-то гореть уж как крепко будут! А сами шасть в соседний дом.
И там эта машинка тотчас нашла бражку. Хозяин, Тимофеев Иван Петрович, колхозный бухгал-тер, тотчас флягу из-за печки выкатил. Банку самогона, рыдая, об голову расколоть попытался. Так переживал бедолага. А потом отер слезы и дал страшную клятву, что, мол, раскаиваюсь в недос-тойном сельского интеллигента поведении, оставшуюся личную жизнь обязуюсь прожить в рам-ках совести, самогонки не варить, бражки на дух не допускать, зарплату колхозникам начислять правильно.
И уж далее дело приняло натурально роковой оборот. Хитрая машинка находила алкогольный самопал во всех видах и подполах. У Степки Рыжего нашла под стелькой сапога трешку, которую тот давеча спер у жены, у Зинки, на опохмел.
Сторож совхозный, инвалид Семен Евсеич Коровников, с зятьями удумали опередить милицию и предприняли дьявольскую хитрость. Затянули флягу бражки на чердак, обвязали матрацем, за-мотали тряпками, закидали березовыми вениками, накрыли все это сверху наглядной агитацией «Пьянству – бой!», посадили рядом шибко вонючего кота Жопку, которым инвалид имел привы-чку занюхивать первую стопку самогона, и который, по их мнению, нынче должен был напрочь перешибить любые пары.
Явились. Достали машинку. А она пищит.
Пришлось инвалиду обратно кряхтеть на чердак, гнать Жопку, разгребать агитацию, раскручивать матрацы да вымать, стало быть, флягу-то! А уж как спускал ее, так в волнении, угодил ногой мимо ступеньки и сиганул вниз. Верхом на фляге. Да коту на хвост! Хвост – долой! Кот – через забор! А бедолага, Семен Евсеич, как ехал с верхоты на фляге-то, так с ней намертво совокупился. Приня-лись было разделять, но ни инвалид от фляги, ни фляга от инвалида вовсе никак! Вот беда! Это уж вечером, в аккурат перед закатом, все шесть зятьев Семен Евсеича в баньке, с квасом и уксусом, аж на седьмом заходе тестюшку едва от той фляги и отпарили.