Так обстояли дела с законопроектом 2016 г. Что же произошло с ним в редакции 2019 г.? Адвокат Мари Давтян и общественный деятель Алёна Попова подвергли критике определение, которое дано семейно-бытовому насилию в опубликованной редакции законопроекта: «умышленное деяние, причиняющее или содержащее угрозу причинения физического и (или) психического страдания и (или) имущественного вреда, не содержащее признаки административного правонарушения или уголовного преступления». Последняя часть – про административное правонарушение или уголовное преступление – показывает, что сюда не входят те виды насилия, которые подлежат наказанию по Уголовному кодексу и Кодексу об административных правонарушениях. То есть если вас бьют или угрожают убить, получается, что это никакое не семейно-бытовое насилие. Побои – административное правонарушение, проверка по которому может занимать от 10 до 30 суток. Это значит, что во время инцидента насилия жертва остаётся без защиты.
Далее привлекает внимание такая формулировка: «Профилактика семейно-бытового насилия основывается на принципах поддержки и сохранения семьи, индивидуального подхода к каждому случаю, добровольности получения помощи жертвами, соблюдения прав человека, а также соблюдения конфиденциальности». Звучит красиво, но что значит – ставить во главу угла поддержку и сохранение семьи? Это значит играть на руку насильнику, кровно заинтересованному в том, чтобы объекты насилия от него никуда не делись. Вот видим мы запуганную женщину с синяками, жмущихся по углам ребятишек, мужчину, который довёл их до такого состояния… Кого здесь надо спасать? Разумеется, семью!
Нет, конечно, люди способны договариваться, особенно если они значимы друг для друга. Но обо всём ли можно договориться? Представьте себе, что рядом с вами находится людоед, который говорит: «Позволь мне тебя съесть». Возможно ли прийти к соглашению, если одна сторона не хочет быть съеденной, а другая не хочет удовлетвориться ничем, кроме её мяса? Можно предложить: «Я тебе отдам своё ухо, его всё равно под причёской не видно, но кроме него, больше ничего не ешь». Однако сразу же возникают сомнения: как сильно потом пострадавшая сторона будет жалеть о своём добровольно отданном органе? И где гарантия, что людоед удовлетворится только ухом? А вдруг эта малая часть тела только раззадорит его аппетит? Вдруг он скажет: «Ну вот, начало положено, ты же видишь, что это не так уж страшно, так разреши мне есть тебя – всего лишь маленький кусочек один раз в неделю, от тебя не убудет».
