Магические напевы Кариоки | страница 58
Заметила в углу веселящегося Кана и чуть не пропустила прямую атаку огненных стрел. Подняла руку, зовя за собой Огонька, подхватывая стрелы всплесками лавы в полете, поглощая их. А стрелы все летели неиссякаемым потоком. Он хочет прибить меня? Одна огненная стрела с пышным оперением из язычков пламени приблизилась слишком близко. Мой дар среагировал сразу, оскалив злобно пасть, отправляя лаву на магистра. Она начала прибывать, стремительно заполняя пространство вокруг. Уже плескалась на добрых двадцать сантиметров от пола. Это уже были не шутки. Кан выставил воздушный защитный купол, не понимая, что от соприкосновения воздуха и огня может рвануть. Маг окутал себя огненным коконом. А лава подбиралась к нему ближе.
«Тише, малыш. Ты заигрался. Всего лишь урок. Успокаивайся. Иди ко мне».
Тот начал резвиться по огненной поверхности в виде щенка, разбрызгивая лаву в стороны. Стало тяжело дышать. Я осознала, что мы увлеклись, и сила начала слушаться с трудом. Воскликнула.
- Огонек, вернись ко мне. Они уже напуганы.
Тот, игнорируя мой приказ, ринулся к магистру, потом повернул голову ко мне. И, видя мое недовольство, с сомнением заметался, но принял правильное решение - побежал в мою сторону, оставляя законную добычу. Стал бегать возле меня, рассказывая своим видом, что еще не наигрался. Похлопала рукой по бедру, призывая словно щенка.
- Прекратить, вернись.
Пришлось погладить, опуститься к нему на колени, уговаривать еще целую вечность. И только потом увидела, как лава начала откатываться назад волнами. Сколько же мы ее вылили, малыш? Подумала, что следует поторопиться: силы уходят слишком стремительно. Лава ускорилась, словно Огонек почувствовал мое состояние, и начала стремительно возвращаться к зачинщику. И вот остался маленький островок возле меня. Из последних сил приказала.
- Домой.
Он послушался и ринулся к моей руке, впитываясь с обжигающей радостью, что я поиграла с ним. Падая, ощутила ожог на кисти руки. Повернула ее, чтобы увидеть мордочку Огонька. Видела, как ко мне бегут мужчины. Отстраненно подумала - «Не успеют. Кто будет первым?» У самого пола меня подхватил магистр.
Он ловко положил на колени мое опустошенное тело и начал наглаживать голову, словно ребенку.
- Молодец, девочка. Ты справилась. Теперь все будет хорошо. Ты подчинила стихию.
Просыпалась тяжело, как будто после затяжной болезни. Г лаза открывать было лень, веки налились, словно свинцом. Но боль доставила радость. Чувствую, - значит, жива. Мои мысли позорно уговаривали поваляться в постельке. Такой эпатаж больной простителен, или кто-нибудь осмелиться пристыдить?