– А откуда взялись эти гуру-дуры? – поинтересовалась я.
– А кто ж их знает? – вступила в разговор Настёна. – Я тут у многих спрашивала. Никто не знает. Говорят, они сами себя назначают учителями.
– Как так сами? – удивилась я.
– А мы почём знаем? – спросила в свою очередь Настёна. – Назначают, и всё тут.
– А разобраться не пытались? – спросила я.
– Лень, – коротко ответила Люська.
– А если вдруг сами захотите стать учителями? – спросила я, остановив жестом девочек-обезьянок.
– Не захотим, – разом ответили подруги.
– Почему?
– Лень, – последовал тот же ответ.
– Но также нельзя! – возмутилась я. – Как можно подчиняться учителям, которые сами себя назначили учителями. Вы понимаете, что вы делаете?
– Как видишь, можно, – спокойно отреагировала Настёна. – Да и попробуй не подчинись. Сразу без обеда останешься. А если будешь упорствовать, то и на неделю могут голодными оставить.
– На неделю? – уже не шуточно возмутилась я. – Да кто им такое право дал?
– Никто и не давал, – спокойно отреагировала Настёна, – сами себе присвоили.
– И вы не протестовали? – с удивлением спросила я.
– Если хочешь, чтобы тебя не только голодным оставили, но ещё и поколотили, то, пожалуйста, иди протестуй.
– Да это же дикость какая-то! – возмутилась я. – Ну-ка, пойдём разберёмся с вашими учителями!
– Пойдём, конечно! Может на обед ещё успеем, – согласилась Настёна и впервые улыбнулась.
Чёрно-коричневые зубы девочки выглядели настолько отталкивающе, что попросту испугали меня. Между двумя передними верхними зубами зияла дыра, проеденная кариесом. О зубной щётке здесь наверняка давно забыли.
Всё, что я услышала от девочек-обезьянок, было любопытно, но чёрно-коричневые зубы расстроили. А может и испугали. Почему? Не знаю. Даже шерсть, растущая на их телах, не казалась такой уж страшной. Скорее всего потому, что эти гнилые чёрно-коричневые зубы наглядно показывали: если что-то гниёт и дурно пахнет, значит происходит нечто очень плохое и неправильное. Но я всячески отгоняла от себя эту мысль. Отгоняла потому, что страшно было не только смотреть на это, но и признаться, что источником всех бед этих девочек послужил мой дневник. То есть, во всём виновата была я, но признаваться себе в этом очень не хотелось.
Наше путешествие длилось не более десяти минут. Сначала я услышала шум, затем, подойдя поближе, урчание и чавканье. Мы вышли на большую поляну, которая была полна одетых в человеческую одежду обезьян, разбитых на небольшие группы, по три-четыре человека. Я назвала их людьми потому, что до сих пор не могу определить, кем же они на самом деле были. Ещё не совсем обезьянами, но уже и не людьми. Каждая из групп сидела вокруг большой кастрюли, в которой находилась пища. Ели руками. Ни ложек, ни тарелок не было. Еда сопровождалась чавканьем, урчанием и мелкими стычками.
