А потом пришел страх. «Богомила, как давно ты знаешь Семёна?» – «Та уже лет пять. А шо?» – «Я боюсь за тебя» – сказал он честно. Она приподняла брови. «Ты знаешь, как такие люди способны оправдать себя, когда им нужно это сделать? Они перешагнут через все. Он же не оставит ради тебя служение? Не уйдет из монахов?» Она покачала головой: «Нет». Он кивнул, сжал её руки: «Пять лет – слишком большой срок. Можно или привыкнуть к тому, что имеешь, принимая его, или увлечься. А увлекшись, можно наломать дров. Судя по Руслану, он увлёкся. И куда это заведет – его, тебя?» Она убрала руки, откинулась на спинку стула, взглянула на него как-то отчуждённо: «І що це вас так хвилює, Олександр Іванович?» Он открыл рот… и закрыл. Слова, что рванулись из него, вдруг задохнулись на выходе. Он тоже откинулся на спинку, убрал руки на колени, сжал кулаки.
Принесли пиццу. «И вот это все нам нужно з'їсти? Ну, Сашко, пополам точно не поделим, или я лопну». Они забрали половину пиццы с собой, молча погуляли еще по темнеющим улицам города и вернулись в хостел. Пока шли, она прижалась к нему, и он чувствовал, как напряжение, вдруг возникшее в последнем разговоре, уходит, в подрагивании её руки, обвившей его плечи, в ударах её сердца, то входящих в резонанс с его сердцебиением, то бьющихся вразнобой с ним. У порога он остановился, развернул её к себе, обнял пальцами у лица. «Тсс… – сказала она, глядя ему в глаза. – Ничего не говори. Не порти момента. Ты хотел пить вино у бассейна? Так идем!» И сама поцеловала его в губы.
Она еще что-то приготовила, он принес столы, поставил их в уголке маленького двора, большую часть которого занимал пресловутый бассейн. Выкопал в ящике со столовыми приборами штопор, открыл вино, разлил по бокалам, плюхнулся в кресло. В бок ему уперлось колесо от велосипеда, загнанного в угол: «Ну, привет, друг! Застоялся?» Она принесла еду, убежала на минутку, вернулась, что-то сделав с собой, что умеют делать почти все женщины, что-то неуловимое, невыразимое, но он опять опешил, потом протянул ей бокал: «Какая ты…» – «Какая, Сашко?» Она улыбалась, немного кокетливо, совсем чуть-чуть, вполне отдавая себе отчет в той силе, которой сейчас владела. «Ладно. Давай за нас. Как мы нашли тут друг друга в этих пустынях и как нам было хорошо». Он кивнул, они чокнулись, выпили. Они сидели в креслах, смотрели то друг на друга, то на бассейн, в котором плавал серпик убывающей луны, то на саму луну, она улыбалась, но эта улыбка ранила больнее, чем все рассказы о её жизни и её мужчинах. Он налил еще, чтобы запить комок, вдруг подкативший к горлу.
