– Грохнул бы кто этого мачо-кретина Анаболика! – звонко ругается Лиска, оглядываясь. Анаболик развёрстывает свою пасть, скаля два ряда ровных зубов в ухмылке. Ну откуда у него, спрашивается, этот Голливуд во рту? В свободной от контрактов время дантистов посещает что ли? Тоска останавливает отряд. Я последним дохрамываю до точки. Кажется, приехали. Опускаю ракетницу на землю и перешнуровываюсь. Ещё можно. Пока решаем, что и как, хоть немного отдохну. Задрали меня уже этими перебежками. Туда-сюда мотаемся, а как вступать в бой – так уже все измочаленные. Глотаю из фляжки.
– Так, вон большой камень, – указывает Тоска, – Вон, возле него гражданские. Мы с Лиской слева заходим, занимаем позиции. Клиф с автоматом справа. Бык, прикроешь его. За камнем твою башню, может, не заметят. Ты помнишь, что сегодня с ракетницей работаешь?
– А если...
– Вот когда если настанет, тогда и разбираемся, Анаболик – отвлекаешь на себя, если это «если» случися. Но совсем зря не светись.
Ну, Анаболика хлебом не корми – дай выпендриться. Спецом под пули лезет, типа здоровья до хрена. У меня, правда, тоже его много, но я как-то поспокойнее в этом плане. А этот... Девки что ли на него так влияют? Встанет во весь рост... а потом та же Лиска из него пули выковыривает, присказку свою дурацкую приговаривая. Хорошо ещё жилетка кевларовая те, что на излёте, на себя принимает, а то бы давно над парнем крест стоял. Хотя... не, об этом как-то не думается. Какой крест? Трупешник обберут мародёры, а птички потроха птенцам снесут для прокорма. И закончится весёлая сказка, так и не начавшись. Так я о чём? Об Анаболике? Он вообще родом из Варшавы. Фамилия даже польская – Гонтарский. Владислав что ли. Не помню точно. Он назывался, но я не помню. Бобби для своих. Или проще – Анаболик. Не зря ж он от анализов мочи бегает как...
– По местам.
– Что за гражданские? – тяну время. Это им хорошо, а потаскай с собой арсенал – так сами осанну запоёте.
– Я почём знаю. Они мне не докладывались. Так ты идёшь или будешь дипломатию разводить?
Иду. Куда деваться. Дипломатией заниматься потом будем. Их чучмекский что со словарём, что без словаря. Народ тупой, как Пиннокио до обделки. Трусим к валуну. Его в темноте уже еле видно. Каменюка ещё тот, огромный, морщинистый, весь во мхе и какой-то слизи. Словно после последнего потопа остался тут лежать. Вдыхаю и выдыхаю. Помаленьку восстанавливаюсь. Девки возятся слева. Повозились, легли за камешками, так, что почти не видны. Пощёлкали затворами – вроде как затаились. Сам выглядываю, озираясь. Клиф уходит вправо, Анаболик рядом. Местные сидят шагах в трёх, костёр не разводят, но о чём-то своём громко так перетирают, создают, значит, вид, что, если какой-то звук, так это всё они, а наш отряд тут совсем не при чём.
