— Дианочка? Ты чего? — расслышала я сквозь свой отрывистый, нездоровый, напряженный и нервный хохот. Стресс у всех проявляется очень по-разному. — У тебя крыша едет, Дианочка? Только этого нам еще не хватало, але!
Я размахнулась и запустила в него бутылкой. Слезы текли из глаз, резало и без того скрученный спазмами живот, и где-то в глубине сознания родилась мысль, что смех — худший вид всех истерик. Я не знала, так это или нет, но собственное состояние меня не обманывало. Мне сейчас было так плохо, что даже почти хорошо.
Из-за слез я все равно ничего не видела, и кто был автором пощечины, не сильной, но довольно обидной, такой, что я моментально заткнулась, я сразу не поняла.
— Есть еще емкости? — уже связно спросил Роман, внимательно на меня глядя. Я ему мешала, он попытался сесть, с первого раза не вышло, он сделал еще одну попытку, а я смотрела — притворяется, нет? Знать бы, как люди умеют актерствовать и как их на этом ловить. — Что с тарой?
— Пару бутылок найдем, — с азартом отозвался Аркудов, чем вызвал у меня новый истерический смешок, и Роман зачем-то потер руки. Вошел во вкус, и я тоже потерла пострадавшую щеку. — Прости, Дианочка, но от кого-то ты должна была наконец выхватить.
Мне никогда не нравилось резкое изменение планов и настроение людей без причины. То, что все вроде плохо и денег нет, как и перспектив, а потом вдруг лотерейный билет превращает проблемы в затраты — одно. Другое, когда ты пытаешься уцепиться за тонкий лед. Это не выход, это агония.
Аркудов зажал мою пустую бутылку меж колен, вынул из рюкзака дорогущую эко -кружку с герметичной крышкой. Отличный аксессуар, у меня такой тоже имелся.
— Еще есть?
— У Люськи сок был, посмотрите в сумке.
Аркудов с энтузиазмом подхватил рюкзачок Милены — трансформер, грошовая реплика известного бренда, еще новая, потерявшая форму с первых дней, — но, дернув молнию, застеснялся шарить и передал рюкзачок мне. Я никаких угрызений совести не испытывала, расстегнула молнию и сразу нащупала пластик. Детский сок, концентрат и сахар, недопитый, я потрясла бутылочку — оставалось на донышке, но я протянула ее Аркудову.
— Дай ей допить. Ей сейчас нужно сладкое.
— Что с тобой, Дианочка? — округлил он глаза. — Заразилась человеколюбием?
— Нет, это здравый смысл, Аркудов. Такая штука врожденная, как слух, например. Тебе незнакомо.
Милена пить отказалась. Оттолкнула руку Аркудова, словно он сунул ей яд, и свернулась потерянным комочком, жалобно постанывая. Впервые я испытала к ней сочувствие — понятное по отношению к человеку, которому физически плохо и который никому не причинил никакого зла. Да, она непроходимая дурочка, но не заслуживает такого, а что случилось, то случилось. Я сползла с сиденья, к радости Романа, наверное, который наконец-то смог сесть, отобрала бутылку у Аркудова, присела рядом с Миленой, чуть потянула за край одеяла.
