— Знаешь, сколько коконов нужно для кимоно? — спросил как-то дедушка, пока я гладила нежные коконы в подносах. — Пять тысяч. Пять тысяч маленьких жизней, — он улыбнулся и провел пальцем по воздуху. — Четыре тысячи девятьсот девяносто девять, и у кимоно будет дырка прямо тут, — он пощекотал меня под шеей, и я рассмеялась. Он сдвинул густые белые брови от радости. — Не считай себя и сестру маленькими, — он кивнул на коконы, глаза были уставшими. — Каждый вклад важен.
Я вспомнила его слова. Интересно, что он сказал бы о тех, кто спрыгнул с крыш, вскрыл свои коконы и выпал на осколки будущего, кровь пропитала нити шелка.
Толпа уже собралась, когда мы прибыли, хотя начало было позже вечером. Золотой чайный домик был полон бездомных, одеяла расстелили от стеклянной стены до стеклянной стены. Мы искали место вдоль деревьев. Мы не хотели быть далеко, но лучшие места уже заняли местные.
— Тут? — Аки нашла место у дороги. Неплохое, в тени деревьев, но не очень скрытное. Я кивнула, она расстегнула боковой карман корзинки, вытащила голубое покрывало. Она осторожно разгладила складки руками. Я опустила корзинку сверху и убрала пластиковые замки. Аки пригладила повязку на волосах, встала перед нашими товарами и поклонилась толпе.
— Добрый день, — закричала она, хоть было всего одиннадцать. — Вы голодны? Не смотрите на запуск на голодный желудок! Продаем онигири!
Аки кричала поразительно громко для хрупкого тела. Когда я пыталась продать, я лишь шептала, щеки краснели от внимания. Аки звала покупателей, а я давала им онигири и кивала.
— Есть скумбрия, тунец, тамаго, семь с овощами! — кричала она. — Свежие нори, вкус ностальгии, вкус прошлого в будущем!
Никто не подошел сразу, но я не переживала. Я устала от пути сюда, желудок урчал.
Светловолосый мужчина подошел к нам.
— Это Аки? — он рассмеялся, задрожав от этого.
Дэвид. Он еще выживал тут. Он был на выходных в Токио, когда ударило землетрясение. Он не смог вернуться домой, не смог сказать семье, что жив. Он говорил, что стоял в храме, и тут мир затрясся.
— Фотография с монахом вышла нечеткой, — говорил он, словно это было худшим.
— Дэвид, — сказала Аки, — хочешь онигири?
— Ты меня знаешь, — сказал он. — Дашь с тунцом? — его японский улучшился. Ему все равно было нечего делать, пока он выживал с нами.
— Это не настоящий тунец, — сказала Аки. — Это пудра фурикаке.
— Ничего, — он передал деньги, но тут была полиция, вряд ли нас обокрали бы при свидетелях. Дэвид и не ждал настоящий тунец. Банки давно пропали с полок, а свежую рыбу мы не могли позволить. Он погладил Аки по голове, смяв ее бандану, и пропал в толпе.
