Все еще красивая и изящная в позднем среднем возрасте, хозяйка поместья сидела на большом троноподобном кресле с толстыми подушками, покрытыми сияющей зеленой и синей тканью. На ней было развевающееся белое одеяние, цвет смерти, поскольку она все еще была в трауре. Но платье было сшито из тончайшей сияющей ткани с едва заметными розовыми полосами, поблескивающими на мерцающей поверхности. Надлежащая траурная одежда была из грубого материала, но в поместье не осталось никого, кто имел бы право читать ей лекции о приличиях.
Ее безупречно накрашенное лицо выражало утомленное безразличие, когда адвокат подошел к ней, с уважением склонив голову, опустился на колени и коснулся головой пола, а потом встал и продолжил приветствие.
— Ты — сын нашего бывшего писаря? — сказала она со снисхождением, которое превратило вопрос в презрительное обвинение.
— Да, госпожа, — ответил адвокат. — Для моего отца было честью служить так великому поместью.
— Но он отослал тебя учиться в Зал Великого учения.
— Да, госпожа.
— Как чудесно нынче жить таким, как ты. Сын писаря отправился в столицу, чтобы стать адвокатом. В мое время люди знали свои места. У них были амбиции, которые сочетались с их положением в жизни, и они давали тем, чья кровь была хорошей, занимать высокие места в обществе. Но, похоже, теперь мы живем во время выскочек. Время наглости, так сказать.
С тех пор, как она стала хозяйкой поместья, она старалась стереть свой низкий статус куртизанки, которая тоже питала амбиции выше своего положения. Она подкупила местных чиновников, чтобы подделать документы, чтобы она стала из уважаемой семьи. И, чтобы укрепить свое положение в обществе, она вела себя как самая отчужденная и высокомерная из аристократов.
— Только в такое время, — продолжила она, — мне приходится страдать от наглости сына кожевника, пославшего сына писаря спросить со мной из-за участка земли.
— Госпожа, он — уважаемый ветеран Войны тридцати лиг кровавых бандитов, благородный офицер имперской армии, — сказал адвокат, склонив голову ниже, чтобы смягчить вызов в его словах.
— Полагаю, во времена наглости это дает ему право оскорблять своих командиров, — парировала она.
— Никак нет, госпожа, — адвокат сохранял покорную позу.
Хозяйка поместья сидела и молчала, намеренно растягивала напряженный момент. Адвокат узнал ее угрозу.
— Хорошо, — сказала она. — Учитывая его службу империи, я готова даровать ему награду в десять серебряников. Он получит ее, когда подпишет документ, подготовленный моим адвокатом. Это не даст ему дальше хитрить с тем участком земли.
