Иные кандидаты писарско-штабных наук с партийно-продскладовским стажем, сухим, казенно-мертвым языком прославляют таких убожеств, что не вспомнить хорошего человека, простого хорошего человека грех.
С раннего утра, прошествовав через привокзальную площадь с монументальным памятником Калинину, откуда начинался Коммунистический проспект, одна из главных магистралей города, Виталий поднялся до близкой Ташкентской улицы в поисках магазина. Ему посоветовали словоохотливые прохожие прогуляться один квартал до пересечения Ташкентской и Мира, где оказался вполне приличный гастроном. Улица мира уходила далеко вверх и терялась в горах Заилийского Алатау. Все улицы Алма-Аты параллельные Коммунистическому проспекту устремляются снизу вверх в горы, которые видны и всегда начинаются в черте города. По улице Мира несильным потоком текла вода (случается и очень сильно) – последствие дождя в предгорьях, а путь ему, занимая всю ширину тротуара, преградила лужина. Навстречу «Семену» спускалась молоденькая женщина в пестром, но неярких цветов халатике очень умеренной длины. Виталий отошел на пару шагов и, почти без разбега перелетел мокрое препятствие.
– Ой! Думала вы меня обрызгаете. Дама младшего взрослого возраста оказалась крайне симпатичной брюнетистой шатенкой и с первых секунд расположила к себе потомка агронома.
– Лужа-то большая – улыбнулась она с легким кокетливым изумлением.
– Ерунда, метра три всего.
– Вы спортсмен, наверное?
– Ну, в общем, да, но бросаю уже, надоело.
– Я тоже бросила, но давно, а вообще была мастером спорта по гимнастике. У меня габариты великоваты для гимнастки, тяжело выступать с моим ростом на брусьях и опорном прыжке. Вы говорите как-то не по-нашему. Что, не местный?
– Москвич, точнее из Московской области.
Они, непринужденно болтая, почти как старые знакомые вошли в магазин. Кстати, познакомились они уже внутри магазина у витрины кондитерского отдела. Женщину звали Римма. Даже в домашних тапочках, она чуть возвышалась над Виталием. Слегка распахнутый снизу халат обнажал аппетитные ножки на опасную высоту. Римма проследила его взгляд, поправила полы халатика и изменила ракурс из скромности, или нежелания провоцировать преждевременный соблазн. У московского госты зашумело в голове и начисто отключилась сообразиловка. По телу побежала теплая волна, колени стали подрагивать, а в сердце происходили странные процессы, и оно временно замирало. Он начисто забыл зачем пришел и смутно понимал, где находится.
